— Скажите, что вы имели в виду? — спросил он.
Мерседес наконец поняла, что ей ничего не нужно ему рассказывать. И совсем не важно, увидит ли он ее наготу, потому что его возбуждение здесь ни при чем. И это ее постепенное раздевание по одной ленточке — всего лишь уловка, чтобы вывести ее из равновесия. Он не сможет опозорить ее, если ей самой нечего стыдиться.
До нее вдруг дошло, что руки ее совершенно свободны: они не связаны, и никто их не держит. Она сама связала себе руки. И чтобы освободить их, нужно всего лишь забыть на миг о своей скромности. Она глянула на нож Колина и сделала простой выбор.
Мерседес выпустила края распадающегося корсета и ударила Колина по руке, в которой он держал нож. Он на какую-то долю дюйма проскочил мимо ее шеи, но ей удалось отбросить его. Колин потерял равновесие и упал на край кровати, и, прежде, чем он поднялся, Мерседес отскочила на другой край постели.
Колин встал.
— Что вы теперь собираетесь делать?
Между ними была кровать, но Мерседес очутилась на стороне, которая была дальше от двери. Нахмурив брови, она лихорадочно соображала, что же ей сейчас предпринять.
— Или вы забыли об этом? — Колин умышленно посмотрел в сторону ее изодранного корсета. — Не спешите!
Мерседес поборола искушение опять прикрыться хотя бы руками. Она найдет лучшее применение рукам, чем защищать таким бесполезным образом свою честь. Не сводя глаз с Колина и с ножа, зажатого в его руке, Мерседес осторожными шагами стала медленно, но верно приближаться к комоду.
— Не смейте брать нож, — предупредил он ее.
— Я хочу взять свои чулки.
Это было вполне понятное желание. Судя по ее тону, она не собиралась делать ничего неожиданного. Колин не разгадал ее хитрости.
— Вы хотите побить меня ими?
— Нет, я хочу вас связать.
Он не воспринял ее слова всерьез и продолжал стоять на месте, уставившись на ее грудь, как вдруг она швырнула ему в голову ящик от комода. Ящик угодил углом прямо ему в висок, и Колин упал как подкошенный. Со стоном попытался он подняться, но тут Мерседес ударила его по голове бутылкой виски.
Его последней мыслью было: если она обещала связать его, то, наверное, не собиралась убивать.
Мерседес вошла в дом через вход для прислуги. Она была рада такой возможности. Меньше всего ей хотелось натолкнуться на дядю прямо в холле. Мерседес удалось проникнуть в свою комнату по задней лестнице, никого не повстречав.
Высокое зеркало в ореховой раме, богато украшенной резными завитушками, было, пожалуй, одной из немногих красивых вещей, оставшихся в ее комнате. Мерседес не задержалась перед ним и даже не глянула в его сторону. У нее не было никакого желания смотреть на то безобразие, которое она собой являла. Встав на середину старенького ковра, она содрала с себя одежду и швырнула ее в угол. Она никогда не позволяла себе так небрежно относиться к своей одежде, но непреодолимое желание очиститься от всей этой грязи, скорее оставить позади эту ужасную ночь заглушило все ее практические соображения, и она подчинилась этому порыву, по крайней мере отчасти. Тайный голос уговаривал ее вовсе избавиться от этой одежды, но здравый смысл Мерседес восставал против такого расточительства: ведь его крови на одежде не было. Просто она напоминала о том, что Мерседес в ней совершила.
