— Это моя проблема, — заявил Бенедикт. — А твоя задача состоит в том, чтобы остаться живым. Повтори, что ты должен нам обеспечить для этого?
— Тишину, балисет и пиво.
— Неправильно, — капризно покачал головой Бенедикт. — Все наоборот. Сначала — пиво. Потом летишь за балисетом, а потом уже и тишину делаешь. Теперь ясно? Все. Исчез.
Когда инструмент появился у Гойки в руках, он повертел его, неодобрительно морщась:
— Автомат. Терпеть не могу.
Он нажал на клавишу автонастройки, и ослабленные до этого струны натянулись. В зале к тому времени установилась почти полная тишина. Музыка прекратилась совсем, раздавались только голоса посетителей, но теперь, чтобы их услышали, им не приходилось орать во всю глотку. Однако это и впрямь понравилось не всем.
— Какого черта выключили музыку?! — крикнул кто-то.
— Успокойся! — рявкнул Бенедикт. — Раз выключили, значит, надо! Сейчас нам будут петь джипси!
Видимо, это сообщение действительно заинтересовало народ, так как возражать никто не стал.
Поставив аккорд, Гойка провел по струнам ногтем. Я приготовился к очередной цыганской балладе. Но вместо этого он вдруг замолотил по струнам словно балалаечник. Аккорд был минорным, и звучание получилось тревожно-трагическим. Неожиданно для меня Гойка запел на русском (само собой, образца двадцать пятого века):
— Распустила крылья перепончатые ночью мышь летучая,
В небе черной тенью промелькнула между грозовыми тучами,
Месяц на монаха беглого глаз скосил свой злой,
Тот бежит от звездолета по тропе лесной.
Вымокнув до нитки, сушит рясу в кабаке, от леса в трех верстах
Пьяному монаху отказались наливать, и он кричит в сердцах:
«У греховности и святости — равная цена;
Что ж вы, суки, я пришел к вам, дайте мне вина!»
Но все смеялись.
Лишь блудница одна
Подала с молитвой чашу вина,
И он испил до дна…
Пел Гойка страстно и разливисто. Было в его исполнении что-то рок-н-ролльное. Напор. Но все-таки это был не рок-н-ролл. Иногда он приглушал струны ладонью и произносил целые фразы речитативом без аккомпанемента. Люди вокруг примолкли окончательно, и многие стали подтягиваться к нам.
— Распустила крылья перепончатые ночью мышь летучая,
В небе черной тенью промелькнула между грозовыми тучами,
В свете молний путник движется по тропе лесной,
И вертепы, и святыни — за его спиной!..
Гойка остановился. Последний аккорд затих не сразу. Затем несколько секунд в зале царило безмолвие. А потом оно взорвалось восторженным ревом, свистом и топотом.
