— Мы тут все люди взрослые? Игра есть игра? Кто выиграл, тот забирает деньги, и никаких разговоров, что мы просто попробовали, просто учились…
Не согласиться было невозможно.
— И я могу класть не только двойной банк, а сколько угодно много?
Калиостро согласно кивнул.
Хмурый полез в кейс и достал перевязанную пачку банкнот.
— Пересчитайте.
Под нашими пристальными взглядами Калиостро сосчитал. Три тысячи тугриков.
— Кладу на банк, — сказал Хмурый.
Потрепанный моментально пасанул и сбросил карты. И в игре мы с Хмурым остались вдвоем.
И тут лишь до меня начало что-то доходить… Карты у меня и в самом деле беспроигрышные. Но теперь-то, чтобы продолжить игру, я должен был поставить на банк сумму, равную трем тысячам восьмистам десяти, помноженным на два. То есть семь тысяч шестьсот двадцать тугриков. Или, если пожелаю, больше. Таких денег у меня не было и в помине. Пасанув же, я потеряю уже выложенные пятьсот сорок, и Хмурый отправит банк в свой кейс, даже не вскрыв свои карты.
Уже вышедший из игры добрый дяденька Калиостро, мягко потянув к своему лицу мою руку с картами и заглянув в них, отечески посоветовал:
— Надо играть, парень. Такой шанс бывает раз в жизни. Хорошие деньги идут…
— Мне нечего поставить, — признался я.
— У тебя в Ерофееве друзья есть? — тихо продолжал увещевать добрый дяденька Калиостро, поедем, займешь. Надо играть. Выигрыш твой… Кататься будем за твой счет? — обратился он к Хмурому.
— Летим, — согласился тот. Весь его вид выдавал крайнюю степень возбуждения.
— Нет, — сказал я. — Никуда я не полечу. — И малодушно продолжил голосом, просящим пощады: — И вообще это несерьезно. Мы же только учились…
— Карточный долг — долг чести, — напомнил Калиостро.
— Но мне нужны эти деньги, — поражаясь самому себе, заныл я и потянулся к клетчатой кепке.
И тут же остановился. Потому что увидел направленные мне в лицо стволы четырех бластеров. Их держали в руках Хмурый, Калиостро, Потрепанный и улыбчивый водитель. Ну конечно. С самого начала они работали вместе. Вот тебе и «Сто лет одиночества»… Неужели моя внешность до сих пор выдает филолога?
Сам, удивляясь своему самообладанию, хотя краска и ударила мне в лицо, я заявил:
— Тогда я пас.
И сбросил карты.
Да-а… Ну и кретин же я. Фактически выбросил на ветер все свои деньги и не известно, выберусь ли еще из этой ситуации живым. Искоса я глянул на Аджуяр, о которой в азарте забыл напрочь. И как раз в этот миг она вскинула руки и медленно с расстановкой произнесла:
