Моя страна со мною говорила,
Мирволила, журила, не прочла,
Но возмужавшего меня, как очевидца,
Заметила и вдруг, как чечевица,
Адмиралтейским лучиком зажгла.
(III, 95)
Игла сравнивается с посохом. И у Мандельштама, и у Хлебникова посох как сердцевина поэтического бытия и ось мира подобен Адмиралтейской игле. Далее в хлебниковском тексте следуют два гимна — молодости, могуществу и уму человека, множеству «Мы», знаком которых является буква М:
«Зангези. К Эм, этой северной звезде человечества, этому стожару всех стогов веры, — наши пути. <…> Так мы пришли из владений ума в замок „Могу“. <…>
Горы, дальние горы: „Могу!“
Зангези. Слышите, горы расписались в вашей клятве. Слышите этот гордый росчерк гор — „Могу!“ — на выданном вами денежном знаке?» (III, 338–339).
Мироздание вращается вокруг оси могущественного «М» (или «мыслете» в ее кириллическом назывании). Горы своим рифменным эхом оставляют на денежном знаке свой звуковой росчерк — сигнал на ассигнации, тысячекратно увеличивая цену людского могущества. Буйная геологическая складчатость ландшафта свидетельствует о молодости мира, питает его мозг. У Волошина: «Наплывы лавы бурые, как воск, / И даль равнин, как обнаженный мозг…».
Космологическая игла хлебниковского фонографа вырезает на поверхности земли-мозга бесконечные зазубрины буквы «М» — горы. Стожары — это созвездия Большой и Малой Медведицы с Полярной звездой в центре. Стожар — это кол, шест, вокруг которого ставят стог. Этот шест и подпирает приставную лесенку Мандельштама. Адмиралтейская игла ориентирована по вертикали Полярной звезды и стожара, что будет неимоверно важно для Пастернака.
Хлебников понятен. Это не авангардистская абракадабра и не мистериальное шаманство. Он трудно, медленно, но — понятен. У него нет зауми как таковой. Его «заумный сон» если и порождает чудовищ разума, то только сознанием читателей. Все корневые, буквенные, словотворческие выдумки и построения логически, математически и опытно выверены, имеют совершенно конкретную мотивировку и подоплеку. Отсутствие композиции и полное равнодушие поэта к целому — еще один исследовательский миф.
В своей «персидской», конца 1921 — начала 1922 гг. поэме, имевшей два названия — «Тиран без Т» или «Труба Гуль-муллы», Хлебников пишет:
Пила белых гор. Пела моряна.
Землею напета пластина.
(I, 236)
Поэт-дервиш, гуль-мулла («священник цветов») ступает по древней земле Персии и для ее освобождения от тиранов раздувает огонь для курительной трубки — младшей сестры граммофонной трубы земли. (Мандельштам и здесь не отстает от Хлебникова.) В 1916 году уже прозвучала «Труба марсиан», воззвание от имени молодых изобретателей — новых Гауссов, Лобачевских и Монгольфьеров. Новый Эдисон языка, Хлебников подробно описывает работу огромного поэтического граммофона в поэме «
