— Охотно этому верю, — признал мистер Питт, — но все же мне кажется, что вы узнавали бы больше, если бы подле вас всегда находилась жена. Она, наверное, не тратила бы столько времени на разговоры о любви, как это делают ваши теперешние прелестницы.
Откинув назад голову, маркиз расхохотался, но потом совершенно серьезно сказал:
— Сударь, я готов ради вас пожертвовать своим временем, своими деньгами и всем, чего бы вы ни попросили, ради попытки помочь вам, но даже ради моего отечества я не согласен повесить себе на шею какую-нибудь пустоголовую болтушку, чью трескотню мне придется выносить потом, когда война окончится, до конца моих дней.
Мистер Питт, улыбнувшись, сказал:
— Я прекрасно понимаю вашу привязанность к холостяцкой жизни, но в то же время, Алтон, это чертовски серьезно. Я совершенно уверен, что шпион — человек, близкий к правительству, и находится в одном из наших важнейших министерств. Но одному Богу известно, где он — в Адмиралтействе, Военной коллегии или в Министерстве иностранных дел.
— Так вы все же признаете, что дали мне трудное задание, — улыбнулся маркиз.
— И не знаю никого, кто мог бы лучше с ним справиться, — объявил Питт. — Но все же я уверен, что жена была бы вам полезна.
Слова мистера Питта еще звучали у него в ушах, когда маркиз смотрел на сидящую подле него Леону. Ее темные манящие глаза были полузакрыты, но в них читалась глубокая страсть, которая, как он знал, не была полностью наигранной. Он прекрасно видел, что Леона использует все доступные ей женские уловки, чтобы заставить его сделать ей предложение.
— Ах, Юстин, — мягко проговорила она, — вы же знаете, что мы будем прекрасно ладить. В Лондоне мы будем давать роскошные вечера и сможем принимать гостей в Алтон-Парке. Не хочу, чтобы это прозвучало слишком самонадеянно, но мы будем самой красивой парой в светском обществе. Кроме того, я питаю к вам явную склонность, и вы прекрасно это знаете.
В ее манерах была какая-то кошачья чувственность, и чуть раскосые глаза Леоны смотрели из-под длинных ресниц по-кошачьи. В слегка надутых алых губках, обращенных к нему, читался откровенный призыв.
— Вы очень хороши, Леона, — хрипло сказал маркиз и протянул руку, прикоснувшись к округлой белизне ее изящной шеи.
Невозможно было сказать, кто из них сделал первое движение, но маркиз обнаружил, что целует ее — страстно и с какой-то жестокостью, которую непонятно почему пробудила в нем ее податливость.
Это был поцелуй двух опытных людей, в которых легко просыпается страсть, и, прижимая все крепче к себе Леону, маркиз невольно подумал: сколько же мужчин так целовали ее прежде, сколько мужчин держали в объятиях ее теплое, нежное, манящее тело и чувствовали, как дыхание их ускоряется при ощущении огненной страсти ее губ.
