— Мне выдали ордер на его арест. Что же мне было делать?
— Вполне хватило бы просто переколотить там все.
— В ордере все было сказано предельно ясно.
По давней привычке Латур разрядил револьвер и уже потянулся было, чтобы повесить его вместе с кобурой на крючок, как вдруг, вспомнив о чем-то, снова вернул его на прежнее место. Муллен с интересом наблюдал за ним.
— Ты ж сменился, верно? За каким чертом тебе дома револьвер?
— Кто-то пытается меня прикончить, — сухо объяснил Латур. — Сегодня, когда я утром вышел из дому, какой-то подонок пытался меня, пристрелить. А с четверть часа назад, когда мы проезжали мимо дома Лакосты, стреляли уже из кустов.
— Ты заметил, кто это был?
— Нет. Не было времени. Да и темно…
— А тебе известна причина, по которой кто-то хочет тебя убрать?
— Нет. Понятия не имею.
Муллен глотнул из опечатанной бутылки, и Латур невольно отметил, как легко он поднял ее к губам, — словно это была не пятигаллоновая бутыль, а обычная пивная кружка.
— Послушай-ка, Энди… конечно, решать не мне… твоя жизнь меня не касается. Но на твоем месте я бы…
— Что?
— Знаешь, я бы сто раз подумал, а стоит ли изображать из себя благородного? Может, попробовать жить как все люди, просто так, сравнения ради? В городе немало таких, у кого чертовски много причин не любить тебя, и ты это знаешь. Вспомни хотя бы парня, которого ты отправил в Анголу. Так что будь я на твоем месте, то крепко подумал бы, не лучше ли вести себя потише?
— То есть ты хочешь сказать, если меня прикончат, то это может вызвать шум? И доставить кое-кому немало причин для волнений?
— Ну что ж, можно сказать и так.
— И тогда кому-то может прийти в голову поинтересоваться, что за дела творятся во Френч-Байю?
— Рано или поздно все равно этим кончится.
— Само собой. Только ты бы предпочел, чтобы это случилось попозже.
— Как можно позже, Энди.
Латур направился к двери и, уже взявшись за ручку, он вдруг, будто вспомнив о чем-то, обернулся:
— Да, кстати, совсем забыл тебе сказать… конечно, если тебя это интересует. Похоже, чтобы пойло было покрепче, Тернер повадился добавлять в него куриный помет.
Виски веером выплеснулось на рубашку Муллена. Его всегда красное лицо сейчас побагровело до того, что стало почти лиловым.
— Ты… распроклятый сукин сын! — взревел он. — Теперь я ничуть не удивляюсь, что тебя кто-то хочет прикончить!
