Я знал, что на протяжении этих шестидесяти футов добрая дюжина человек может поджидать меня, чтобы убить. По-моему, даже в походке у меня проступила этакая важность — не за каждым ведь охотится целая маленькая армия!
Возле окна заведения мамаши О'Хара я на мгновение задержался и заглянул внутрь. Там сидели Кей Чепин и Морган Парк. Был ли кто-нибудь еще, я не разобрал. На улице все было спокойно. Если кто-нибудь и узнал меня, то ничего не предпринял, а парикмахер не выходил из своей цирюльни.
Я повернул ручку и вошел, плотно затворив за собой дверь.
В комнате царили запах кофе и спокойная тишина. Морган Парк поднял глаза, и наши взгляды встретились.
— В следующий раз вы не застанете меня врасплох, Парк.
Не дожидаясь ответа, я отодвинул угол скамьи и сел, оставляя револьверы свободными, чтобы за них можно было схватиться в любой момент. Кофейник стоял на столе, и я налил себе чашку.
— Сообщение для прессы, Чепин. Что-нибудь вроде: «Мэтт Бреннан с ранчо „Ту-Бар“ в пятницу вечером посетил город. Мэтт поправляется от пулевых ран, полученных во время мелкого диспута с Ролли Пиндером, но возвращается на свое ранчо, чтобы продолжать начатое».
— Это будет новостью для Пиндера.
— Скажите ему, чтобы ждал меня. Я убью или увижу повешенным каждого, кто замешан в убийстве старика Болла.
— Вы их знаете?
Теперь все смотрели на меня, а миссис О'Хара стояла в дверях кухни.
— Знаю… Всех, кроме одного. Умирая, Болл назвал мне этого человека, но я не совсем уверен.
Чепин подался вперед.
— Кто?
— Морган Парк.
Парк стремительно вскочил на ноги и угрожающе закричал:
— Врешь!
— Вы называете лжецом не меня, а покойника. Болл мог подразумевать одного из ваших ковбоев. Один из них был там — человек по имени Лайелл.
— Это ложь, — хрипло выговорил Парк. Он посмотрел на Чепина, который так и не пошевельнулся. — Я не имел к этому никакого отношения.
Это был человек, который сбил меня с ног без предупреждения и держал, зверски избивая.
— Если это правда, я убью тебя — после того, как изобью.
— Изобьешь меня?
В глазах Парка застыло изумление. Он был потрясен — не угрозой убить, а самой мыслью о том, что кто-то, не важно, я или другой, может его избить.
