Если мои знания и были скудны, то я, по крайней мере, отдавал себе отчет в том, что знаю мало. В разное время мне приходилось сталкиваться с индейцами из племен эно, катоба, окканичи, сенеки и чероки. Все они отличались друг от друга, и эти различия были очень важны.
Четверо мужчин двинулись по тропе. Возглавляли шествие Пенни и Маклин.
Дом, выстроенный Томом Пенни, во многом отражал достоинства его характера: надежное жилище, построенное для безопасности и удобства хозяев, а не просто крыша над головой, не какое-то там наспех сколоченное обиталище. В доме Пенни было две комнаты, просторная кухня, выполнявшая также роль гостиной, и смежная с ней спальня. Наверху была устроена комната, где спали девочки и где было тепло, благодаря поднимавшемуся теплому воздуху. Все в этом доме указывало на то, что в нем живет человек, относящийся к своему ремеслу с любовью.
Семнадцатилетняя незамужняя Диана Маклин, очевидно, была девушкой самостоятельной и независимой, для которой походы в лес за травами давно уже стали привычным делом. Вряд ли она могла вот так просто уйти в лес вместе с ребенком и заблудиться, хотя, с другой стороны, порой такое случается даже с опытными охотниками.
Когда процессия была уже совсем близко, я вышел им навстречу.
— Так вы можете показать мне, где их видели в последний раз?
— Я вас отведу. — Пенни махнул рукой в нужном направлении. — Это всего десять минут. Не больше.
Тут в разговор вступил Маклин:
— Диана не могла заблудиться. Она выросла здесь, этот лес знаком ей с детства.
— А откуда она знает травы? Ее научили индейцы?
Непонятно почему, но он как будто растерялся, когда я спросил об этом.
— Она интересовалась травами еще в Англии, а потом ее уже здесь научила кое-чему одна женщина. И индейцы тоже.
— Она говорила на их языке?
— Да. Она оказалась очень способной.
Несомненно, эта Диана — девушка незаурядная. Если ей удалось сохранить присутствие духа, пожалуй, она могла бы найти общий язык с индейцами и таким образом обезопасить себя и Керри.
Высокого толстяка звали Макс Бауэр. Меня поразили его властные манеры и приказной тон человека, не терпящего возражений. Он производил впечатление парня, который не стал бы терпеть главенство кого бы то ни было, будь то даже Джозеф Питтинджел. Это заставило меня задуматься о том, что, возможно, я недооценивал возможностей Питтинджела.
— Эй! — Бауэр протянул мне свою огромную ладонь. — Так значит, это и есть наш следопыт!
