— Ладно. — Она возникла в дверях второго этажа, где оборудовала себе уголок среди забрызганных каплями чая стен бывшего финансового отдела. — Желаю приятно провести время.
Том шагнул на улицу, залитую вишневыми оттенками заката. Шар солнца плавился на фоне оранжевого неба, теплый шепоток ветра проносился по улицам. Ему всегда очень нравился город в это время суток. То был некий странный, почти неуловимый, период перехода от света к тьме, когда одни предметы и тени словно таяли и исчезали, им на смену являлись другие.
Вскоре он добрался до «Смитфилда», старейшего в Европе мясного рынка, обнесенного решеткой из железа в викторианском стиле. После войны здесь произвели реконструкции, под решетку подставили опоры из темно-красного кирпича, а на самой территории вырос ангар, где разместились торговые ряды. Со всех сторон рынок окружали неровные крыши высоких и приземистых складских помещений, красный кирпич чередовался с белым камнем, высокие готические окна — с промышленного вида амбразурами, прикрытыми железными ставнями. Пять минут спустя он уже был в Хаттон-Гарден, в самом центре лондонской торговли бриллиантами.
Там царило безлюдье. Куда-то подевались бойкие помощники продавцов, зазывавшие в магазинчики и предлагавшие самые выгодные на свете цены; демонстрировавшие пару сережек, которые как нельзя лучше подходят вот к этому колье. Исчезли курьеры, некогда носившиеся на велосипедах, бронированные машины для перевозки ценностей, женихи с невестами, жадно глазевшие на витрины и сравнивавшие цены на обручальные кольца. На всех витринах опущены жалюзи, выставленные там сокровища надежно спрятаны на ночь, неоновые рекламные вывески не горят.
Однако улица излучала некую особую энергию. Она не спала, просто решила передохнуть. В дверях лавок маячили хасиды с бледными лицами и в старомодных темных костюмах. Изредка они исчезали в лавке или каком-то здании, выныривали снова, бросая цепкие взгляды из-под полей черных шляп. Там, внутри, продолжалась и кипела работа, камни подвергались огранке, заключались сделки, пожимались руки, пересчитывались деньги.
Тома всегда завораживало это место — вероятно, потому, что его жизнь была лишена какого-либо порядка, размеренности и устойчивости, в ней недоставало предсказуемости и четкого соблюдения правил. На Хаттон-Гарден, как и «Смитфилде», он получал некое душевное успокоение от созерцания бесконечных улочек, их размеренного повседневного цикла жизни, знакомого распорядка, не менявшегося веками. Его жизни явно не хватало той же размеренности и предсказуемости.
