По белым тротуарам не застучали шаги. На целой улице — насколько хватало глаз — не открылась ни одна дверь. Не поднялась оконная рама. Не скрипнуло, не дрогнуло ни одно крыльцо.
Он сделал еще один шаг по маленькой лунной поляне.
— Кто ты?… — ахнула она и попятилась.
— Не бойся, не бойся, — тихо сказал он. — Все хорошо.
По ее телу опять пробежала дрожь. Проблеск надежды, ожидания сменился страхом. Одна рука придерживала развевающиеся на ветру волосы, другая загораживала лицо.
— Я ближе не подойду, — сказал он. — Верь мне.
Она не сводила с него глаз; после долгой паузы ее плечи немного расслабились, горькие складки в уголках рта разгладились. Все ее существо прониклось правдивостью его слов.
— Ничего не понимаю, — сказала она.
— Я тоже.
— Что ты здесь делаешь?
— Сам не знаю.
— А я что здесь делаю?
— Пришла с кем-то повидаться.
— Неужели?
Вдалеке городские часы пробили три раза. Она прислушалась, и ее лицо затуманилось от боя курантов.
— Но ведь сейчас так поздно. По ночам люди не выходят из дому на лужайку.
— Выходят, если этого не миновать, — возразил он.
— Зачем?
— Может, мы на этот вопрос ответим сообща, если потолкуем.
— О чем, скажи на милость?
— О том, что тебя сюда привело. Если поговорим без спешки, может, и выясним. Я-то знаю, почему пришел. Услышал, как ты плачешь.
— Ох, мне так стыдно.
— Напрасно. Чего тут стыдиться? На меня, например, частенько накатывают слезы. А потом разбирает смех. Но это — только когда поплачешь. Так что не стесняйся.
— Странный ты, честное слово.
Ее рука отпустила волосы. Другая рука отстранилась, и на девичьем лице отразилось робкое, но неугасающее любопытство.
— Я-то думала, только со мной такое бывает.
— Все так думают. Просто мы не привыкли этим делиться. Но если увидишь мрачную физиономию — будь уверена: человек никогда не плачет. Встретишь помешанного — будь уверена: он давным-давно осушил слезы. Ты не смущайся.
— Кажется, у меня слезы кончились.
— Ничего, можно и по второму разу.
У нее вырвался тихий смешок.
— Да ты и впрямь с чудинкой. Кто ты такой?
— После скажу.
Стоя посреди лужайки, она пристально изучала его руки, лицо, губы, потом глаза.
— А ведь я тебя знаю. Вот только откуда?
— Так недолго все испортить. И потом, ты все равно не поверишь.
— Поверю!
Теперь настал его черед тихонько рассмеяться.
— Ты совсем девчонка.
— А вот и нет, девятнадцать стукнуло! Старуха уже.
— И то верно, когда девчонке от двенадцати до девятнадцати, на нее годы давят. Уж не знаю, почему так получается. А теперь сделай одолжение, объясни, чем ты тут занимаешься по ночам?
