– Мне нет никакого дела до этой войны и нет дела до Теннесси, – холодно сказала Идэйна. – Я и так еле дотягиваю каждый день до вечера, и у меня нет времени думать о людях, которые не думают обо мне. Я тебе уже тысячу раз говорила: забудь о них. Обо всех.
– Но я не хочу забывать дядю Дули, – робко возразила Дэнси. – Я люблю его.
– Зато он тебя преспокойно забыл, – горько заметила Идэйна. – Да он и не любил никого из нас. И отец твой тоже. Так что не приставай больше ко мне с разговорами об этой войне, меня она не интересует.
Дэнси понимала: для того чтобы так рассердить ее мать, должно было случиться что-то ужасное – и потому только раз отважилась снова упомянуть о конфликте между Севером и Югом, когда он уже был исчерпан. Но даже тогда мать не выразила никаких сожалений по поводу поражения Юга и не проявила никакого желания обсуждать возможные последствия победы северян для тех мест, которые когда-то они называли домом.
За все время после их приезда в Ирландию они не получили ни одной весточки от ее отца. Единственное письмо, которое пришло вскоре после возвращения, было от какого-то юриста, извещавшего, что Карлин О'Нил получил развод.
Дэнси помнила, как бабушка крепко-крепко обняла ее и как они обе в ужасе плакали, когда дед, пришедший в ярость из-за этого развода, избил ее мать ремнем, на котором правил бритву.
Мать не проронила ни звука и даже не пыталась защищаться от ударов. Но, когда экзекуция была закончена, она с трудом поднялась на ноги и, опираясь на стул, с горящими гневом глазами бросила деду, что это – все.
– Бог меня наказал. Ты меня наказал. Но предупреждаю тебя: больше никогда не смей поднимать на меня руку.
Сказала – и потеряла сознание. Дед тогда фыркнул и заявил, что не боится ее угроз, но с тех пор пальцем ее не тронул. И единственный раз отважился ударить Дэнси, но тогда матери не было поблизости.
Годы шли. Какое-то время Фэйолан еще надеялся, что найдется человек, который женится на его дочери и заберет ее вместе с внучкой с глаз долой. Но строптивый нрав затмевал красоту Идэйны, и женихи обходили ее стороной.
Дэнси припомнилась еще одна страшная стычка между матерью и дедом. Ей как раз исполнилось пятнадцать лет, и дед вдруг заявил, что пора уже подыскать ей мужа. Он сказал, что у него есть кое-кто на примете – люди богатые, которые не прочь обзавестись молодой хорошенькой женой и готовы заплатить за нее приличную цену.
Они мирно сидели за маленьким кухонным столом и ели испеченный бабушкой именинный пирог. Это был один из редких праздников в их трудной, безрадостной жизни, но, когда дед заговорил о том, что пора подыскать для Дэнси мужа, Идэйна вышла из себя.
