Он свернул на заросшую колею, но поскольку небольшой ручей уводил ее в сторону от лужайки, остановился.
– Нельзя разве пожевать на ходу? – спросила Дасти. – Это обещающее место – папа любит разбивать лагерь у воды.
Мигель решительно вынул ключ из замка зажигания.
– Мы лучше усвоим пищу, если наши желудки не будут прыгать вверх-вниз. – Он выпрыгнул из кабины и подошел к другой дверце. – Поедим и тогда проверим эту дорогу до конца.
Он открыл для нее дверцу, отстегнул ремень безопасности и поднял ее на руках прежде, чем она успела запротестовать. Дасти уставилась на него, явно удивленная той легкостью, с которой он поднял ее.
– Легонькая как пушинка, – улыбнулся Мигель, видя ее удивление. Но опустив ее, перестал улыбаться, чувствуя, как вплотную к нему вздымаются и опускаются ее груди.
Не сейчас, успокаивал он волнение в своем паху. Он поспешил к кузову грузовичка, достал и бросил Дасти одеяло, потом вытащил холодильник и понес его между деревьями на луговину. Она догнала его и расстелила одеяло рядом с холодильником.
– Мама всегда помогала в ресторане, – продолжил Мигель, едва сдерживая искушение опрокинуть Дасти на одеяло и навалиться на нее всем телом. Он хотел заняться любовью не спеша. – … И взяла его в свои руки. Ее родители хотели, чтобы она переехала к ним, но она не пожелала продавать ресторан, творение моего отца. – Мигель открыл холодильник, дал один сэндвич Дасти, а другой взял себе. – Она работала по восемнадцать часов в день и держала Мону в манеже на кухне, пока мы не приходили из школы. Перед нами она демонстрировала свою силу, но я слышал, как она плакала, засыпая по ночам. Она плакала в подушку, но я все равно слышал. – Он откусил от своего сэндвича. – Я был единственным мужчиной в доме. Об этом мне говорили все на похоронах. Но мне было всего десять. Что я мог?
Он не скрывал своей горечи. Дасти честно рассказывала ему о своей семье, и он не считал нужным скрывать свои чувства. Она жевала сэндвич с ростбифом, не спуская с него карих глаз.
– Я не мог помочь маме деньгами, но заботился о девочках, и мы трое убирали дом, как могли. – Он ухмыльнулся. – Я даже научился менять Моне пеленки! И теперь напоминаю ей об этом, когда хочу поддразнить ее.
Дасти невольно улыбнулась:
– Вы и сейчас очень дружная семья, правда? – И ему послышалась зависть в ее голосе.
Он кивнул:
– Хотя меня иногда и обвиняют в том, что я слишком много на себя беру.
– Нет?! – воскликнула Дасти в притворном изумлении и расхохоталась.
