С этими словами я заклеил ему рот лейкопластырем. Турок от неожиданности на некоторое время застыл, выпучив свои и так большие глаза, а затем заерзал и попытался замычать, за что тут же получил от меня по челюсти.
– Зачем?.. – От удивления Акула едва не подавился куском лепешки.
Я быстро приложил палец к своим губам и продолжил:
– Так уж устроен человек… – Я трепался, а тем временем торопливо писал на листке найденного в бардачке блокнота печатными буквами: "Где находится микрофон и радиомаяк?"
Прежде чем показать текст турку, я дал посмотреть мои упражнения в чистописании Акуле. Турецкий язык он знал неважно, но не настолько, чтобы не понять смысл вопроса. Подогретый доброй дозой спиртного, он едва не приложился к челюсти турка с другой стороны, но, наткнувшись на мой взгляд, лишь злобно пробормотал:
– Бля…
Турок прочитал и недоуменно пожал плечами. Я выразил мимикой глубокое сожаление и, достав свою "беретту" с глушителем, кивнул Акуле. Недобро ухмыляясь, от ткнул свой сжатый кулак едва не в лицо Хафызу Нихаду и с демонстративной медлительностью отогнул один палец.
Турок гримасами и ужимками изобразил непонимание и отчаяние. Имей я возможность побиться с Акулой об заклад, то поставил бы весь свой месячный заработок на то, что наш пленник сейчас выдавит и горькую слезу.
Но я только нахмурился, покачал с осуждением головой и снова продемонстрировал ему свой "вопросник".
Как я и предполагал, турок заплакал. Интересно, что за горе ему пришло на ум? Мне было известно, что на сцене некоторые особо одаренные актеры именно так выжимают из себя слезу. Но цедить по капле – это одно, а рыдать едва ли не взахлеб – совершенно иное. А у нашего хитреца слезы лились в два ручья.
Я снова кивнул Акуле. Он опять разогнул палец – уже второй.
Турок задергался, словно паяц, изображая ужас. Правда, при этом плакать он почти перестал – наверное, начал соображать, что воспоминания о горе не идут ни в какое сравнение с тем, что вотвот преподнесет ему действительность.
Тогда я приставил ему к виску пистолет и щелкнул флажком предохранителя. А в это время Акула, гнусно скалясь, медленно-медленно, будто выполняя тяжелую работу, начал разгибать третий палец.
Конечно же турок не выдержал. Он точно знал, кем мы являемся на самом деле, а поэтому иллюзий насчет нашего человеколюбия не питал. Он закивал утвердительно с такой скоростью, что я даже испугался за целость его шеи.
Я убрал пистолет, и турок показал все, что нам было нужно. Оказалось, что, кроме трех микрофонов и мощного радиомаяка, машина была оснащена и космической спецсвязью, искусно замаскированной в тайнике, который находился в передней левой двери "фольксвагена". К сожалению, пользоваться этим чудом радиотехники двадцатого века мы не могли, так как система была жестко привязана к одной волне, и любое ее включение тут же фиксировалось специальными приборами, и разговор записывался, а также локализовались местонахождение радиотелефонной трубки и абонента.
