- Некоторые - нет, - нехотя согласился доктор. - Поживем - увидим.
- Можно ее повидать? - спросил Фалькон.
- Да, можете. Она сейчас спит. Няня покажет вам ее палату.
И доктор покинул их, не сказав больше ни слова. Но Мара услышала достаточно.
- Обними меня, - сказала она Фалькону. - Держи меня.
Фалькону тоже необходимо было почувствовать ее тепло. Потому что ему было холодно. Очень холодно.
- Она выздоровеет, - сказал он Маре. - Она должна выздороветь.
Но когда они увидели лицо дочери на больничной подушке, почти такое же белое, как наволочка... Они стояли молча, крепко держась за руки.
- Твой пони ждет, когда ты выздоровеешь, - прошептал Фалькон на ухо спящей девочке, - и твою маму надо немножко пощекотать... И мне нужно, чтобы кто-нибудь прыгал возле дома, - добавил он приглушенным голосом.
Он повернулся к Маре, и она обняла его, тихо поглаживая и успокаивая. Его сильное тело вздрагивало от неслышных рыданий, и это было еще ужасней оттого, что он пытался сдержаться и не мог.
Мара протянула руку и дотронулась до щеки Сюзанны.
- Спокойной ночи, Сюзи, спокойной ночи... - прошептала она и обратилась к Фалькону:
- Пойдем домой.
Они уже не думали об отдельных спальнях. Фалькон не выпускал руку Мары из своей руки. Он довел ее до кровати и молча раздел, потом разделся сам, уложил ее в постель и лег рядом, прижимаясь к ней всем телом.
- Ты нужна мне, - прошептал он.
Мара поняла его. И она отдалась ему вся, даря ему любовь, и успокоение, и надежду - то, в чем так нуждались они оба. И это соединение двух тел было соединением душ, измученных ожиданием, отчаянием и страхом.
Сердце Мары было полно любовью, она позволила Фалькону проникнуть в сокровенные глубины ее души, в те потаенные пространства, куда никому не было доступа с тех пор, как Грант сказал, что она не единственная женщина в его жизни. Для Фалькона-то она была единственной. Он готов был дать ей все, и она тоже вся отдавалась ему.
Фалькон лежал рядом с Марой, чувствуя нечто большее, чем простое удовлетворение. Эта ночь отличалась от всех остальных. Мара больше не сдерживала себя, она была вся огонь и желание, и, засыпая в ее объятиях, Фалькон думал, что его чувство к этой женщине больше, чем влечение или страсть, больше, чем восхищение. Он любил ее, любил ее тело, душу, сердце.
Ему хотелось говорить, ему нужно было высказаться.
Я люблю тебя, Мара. Я буду любить тебя всю жизнь. Я хочу, чтобы у нас с тобой были дети, ведь Сюзанне надо с кем-то играть. Вы обе будете счастливы, я обещаю.
