И зачем я спрашивал? Не первый раз замужем… Можно подумать, что мне неизвестен "джентльменский" набор различных химпрепаратов, используемый при проведении спецопераций.
От этих пилюлек и капелек не только крыша поедет, а может случиться кое-что и похуже, например, человек сгниет заживо.
– А Муха не сбежит до того момента, пока я не войду к нему в доверие?
– Не беспокойся, все под контролем. Потому и пришлось убрать старого начальника колонии – он играл главную скрипку в обеспечении предстоящего побега.
– Интересно, сколько ему отвалили?
– Узнаем, – угрюмо покривился Кончак. – После окончания операции. Кстати, она уже получила кодовое название – "Брут".
Я мысленно посочувствовал незадачливому клиенту психоневрологического санатория. Крючок ГРУ держит покрепче крюка в живодерне. А что касается названия операции, то я всегда восхищался эрудицией полковника…
Когда началось построение на ужин, я спал. Точнее, это был не сон, а полудрема – издержки привычки. И хотя до сих пор я не ощущал какого-либо дискомфорта, присущего при работе "на холоде", подсознание помимо воли само регулировало и поддерживало надлежащий уровень боеготовности.
Я ни на долю секунды не забывал, где нахожусь и кто меня окружает. И я снова был прежним Волкодавом, вышедшим на кровавую охоту.
Казалось, что вся деревня сошла с ума. Утреннюю тишину наполнили крики, стенания, злобный лай сторожевых псов, кудахтанье кур и тревожный, рвущий душу рокот барабана. Приподнявшись на локте, я увидел, что полуодетый деревенский дурачок с выпученными от страха глазами колотит по своей реликвии изо всех сил, однако, несмотря ни на что, выдерживает определенный ритм.
Но не он привлек мое внимание, а нечто иное, непонятное и непривычное для мирного облика деревни.
Какие-то люди в шароварах и широких кушаках, с ног до головы увешанные оружием, заполнили крохотную площадь, гортанно ругаясь на неизвестном мне языке. По крайней мере, он здорово отличался от того, которому обучал меня шафрановый старец.
Один из них, с перекошенной от злобы бородатой рожей, грубо отпихнул толстяка барабанщика, а когда тот попытался продолжить свое занятие, выхватил кривую саблю и полоснул его по рукам. Вместо того чтобы заорать от боли, дурачок безумно оскалился и запрыгал по площади, как кочет, кровеня редкие кустики чахлой травы и пытающихся его успокоить старух; только они одни и остались невозмутимы среди этого бедлама, здраво рассудив, что уж им-то бояться точно нечего.
