– Есть только один человек, которому известно, где он скрывается…
– И я должен найти к нему подход. – Я не удержался от тяжелого вздоха; Волкодав, похоже, ты скоро превратишься в затычку для каждой дырки…
– Именно.
– Что для этого нужно?
– Попасть в колонию усиленного режима.
– Чего?!
– Не ори, – строго осадил меня полковник. – Ты не на митинге.
– Значит, я должен сесть в тюрягу… Моб твою ять! Виктор Егорович, за что?! Прошу вас, куда угодно, только не на нары! – Надо, – отрезал он, но глаза все-таки отвел.
Жалеет? Как же, от него дождешься…
– Ну, если надо… – жалобно проблеял я и с жадностью допил остатки фирменного пойла – когда еще придется?
А что было делать? Служба…
Я всегда знал, что моя жизнь – сплошное дерьмо; но не до такой же степени!
Ага, уже подъем… Барачные шестерки уважительно тормошат бугра.
Коцы[4] на копыта[5], бушлат на плечи – и вперед, в светлое будущее.
Эх, Волкодав…
Старик пытался учить меня языку, на котором разговаривала деревня.
– Во[6], – тыкал он в свою тощую грудь костлявым пальцем.
– Тебя зовут Во? – показал я на него.
Старик что-то сокрушенно залопотал в ответ – наверное, поражался моей бестолковости – и позвал внучку.
– Во… – робко сказала она, приложив пятерню к груди.
– Я? – наконец дошло до меня. – Во! – указал я на себя.
Старик радостно закивал. – Так бы сразу и сказал…
Облегченно вздохнув, я попытался улыбнуться; но вместо улыбки получилась жалкая гримаса – я все еще был прикован к постели и лишь изредка, когда никого не было поблизости, превозмогая слабость и боль, вставал на ноги, придерживаясь за стенку хижины.
Я знал уже немало слов: ми – рис, лян – лепешка или хлеб, да – большой, до – много, хун – красный, хуа – цветок, даолу – дорога…
Я перезнакомился с доброй половиной деревенских жителей, большей частью с молодыми девушками, не упускавшими случая, чтобы пообщаться со мной и непременно принести что-либо вкусное, в основном орехи и фрукты.
Они появлялись внезапно, словно стайки птиц, с щебетом и хихиканьем, и так же молниеносно исчезали, едва на горизонте появлялись старшие.
Мужчины деревни занимались скотоводством и охотой, а женщины ковырялись в небольших огородиках или собирали дикорастущие плоды, попутно подбирая и мелкую лесную живность.
Днем возле хижин можно было увидеть только мальцов, древних старух, старейшину и толстяка барабанщика, с утра до вечера полирующего свой барабан; судя по безумному взгляду, это был деревенский дурачок.
