– Я не намерен ждать.
– Тогда – вперед! И да улыбнется удача нам обоим.
Мы подгребли вплотную к стене; я три раза ударил кулаком в дубовые доски дверцы, закрывающей лаз и, едва лишь она открылась, четко и громко повторил слова подслушанного пароля:
– Мене, такел, такел, фарес.
Пасмурного вида неразговорчивый стражник молча отвел острие протазана от моей незащищенной доспехом груди. Мы с румийцем с трудом втащили лодку в проход и волокли ее до тех пор, пока не попали в просторное помещение с земляным полом. Там мы бросили свою посудину. Угрюмый страж посветил факелом напоследок и, не задавая лишних вопросов, вернулся на пост.
Мы были свободны и находились в стенах Толоссы.
Глава IX
Дорогой Магдалены
Людвиг фон Фирхоф. Побережье неподалеку от Толоссы, Церенская Империя.
Чайки вились над заливом, оглашая пространство резкими, пронзительными выкриками. Иссохшая земля звенела под ногами, однако пелена облаков приглушила свет солнца, обещая к вечеру штормовой дождь. Фон Фирхоф остановил серого иноходца, спешился и вынул из сумки кристалл. Кипарисовая роща скрывала советника от внимательного взгляда колдуньи, но не могла обмануть талисман – прозрачные грани тревожно опалесцировали. Агент императора всмотрелся в таинственную и холодную глубину камня. Кристалл показал ему пустынный берег, силуэт островной крепости и сидящую женскую фигурку у полосы прибоя.
«Ну что ж», – подумал Людвиг, – «я почти на месте». Он присел на валун, погрузившись в терпеливое ожидание и время от времени поглядывая на кристалл. Колдунья, издали похожая на настороженную ундину, не шевелилась, словно ее, как статую, изваяли из камня. Бывший инквизитор задумался, перебирая в памяти события прошлого.
С Клаусом Бретоном, нынешним мятежником и ересиархом Толоссы, Людвиг фон Фирхоф познакомился шесть лет назад, в Эбертале. Совсем молодой тогда священник настойчиво искал встречи с государем Церена. Фон Фирхоф внимательно выслушал его и пообещал передать прошение Бретона императору – речь шла об урезании светских доходов Церкви, реформе Трибунала и ограничении его полномочий. Гаген выслушал советника без особого энтузиазма – его отношения с примасом Империи и так переживали не лучшую свою пору. Увлечение белой магией, царившее при дворе Гагена, вызывало сдержанное неудовольствие ревнителей чистоты веры.
– Нет хуже негодяя, чем искренний мечтатель о неразумном. – заявил раздраженный император. – Друг мой, позаботься о том, чтобы такие проекты больше не доходили до моих глаз и ушей.
