С такой машиной, которая по идее никому не может быть доступна.
— Ты уверен, что Арнольд не занимается компьютерами?
— Ничего похожего, — трясет головой Деррик. Гм-м. Уже интересно. Значит, они купили то,
что больше ни у кого нет, единственно для своей системы безопасности? Иногда даже приставка «мега» кажется недостаточной.
— Говорю тебе, Дженни: если Уотерсу кто-то не понравится, он может сделать так, чтобы тот исчез.
— Почему мы тогда его не подозреваем?
— Я сам думал об этом, — мрачно говорит Деррик.
— Ну и?
— Если это он, он платит несколько миллионов за то, чтобы мы подыскали кого-то другого.
— Похоже на то.
Однако постой. Уотерс — нормальный. На встрече не было ни одного телепата. И никто из них не может иметь на меня зуб. Серийный убийца? Один из них? Скорее уж в них можно заподозрить массовых убийц — но серийный? Есть одно, что отрицает виновность Арнольда. Есть одно, что я знаю, а Деррик — нет.
Какого же черта тогда они скрывают?
Наша численность угнетает нас, а потребность в иерархии внутри социальной матрицы усугубляет наше положение по мере того, как баланс между нашей численностью и нашими ресурсами склоняется в пользу Сатаны. Мы не можем существовать как индивидуумы, не можем существовать как часть управляемой толпы.
Самая наша потребность в порядке обрекает нас на хаос.
Неизвестный философ XX века
Возвращение в Лос-Анджелес было бы угнетающим без плачевных итогов нынешнего дня. Объявили третью степень загрязнения — это требует ношения респиратора. Мой мигом забился вязкой черной копотью, точно сгорел весь чертов озоновый слой какого-нибудь дождевого леса. Толпа, паскудная толпа стала липкой, как всегда при таком загрязнении воздуха. Казалось бы, мы можем объявить свои проблемы вне закона, собрав их в районах вроде Южного Централа, но на деле все как раз по-другому. Открытые язвы грозят нам везде — на улицах, в воздухе, в самой природе вещей: раз нет возможности построить достаточно большую камеру, эту функцию приходится выполнять самому обществу.
Я втайне радовалась фоновому гулу их треклятых иммунных систем, нестройному нытью их человечности — лучше уж это, чем холодная тишина шагов по мягкому ковру. Открытая гнильца человечнее всех роскошных кабинетов на свете, где людская кровь тихо стекает в чьи-то закрома. Карпози, туберкулез-пять, агрессивный автоиммунный синдром. Болезни имеют имя, это знакомый враг, который когда-нибудь сразит и меня — надеюсь, еще очень нескоро.
