Баддер потер колючие заросли, на подбородке. Щетина поскрипывала у него под пальцами в наступившей тиши.
— М-м-м… Наверное, вы правы… Вы всегда правы. И все же…
— Ладно, док, — нетерпеливо, хотя и дружелюбно прервал его Паркхерст. — Когда вы поставите парня на ноги?
Доктор, кряхтя и отдуваясь, поднялся с кресла. С натугой прокашлялся и сказал:
— Я обработал его эпидермизатором… Рана затягивается отлично. Нужно обработать еще разок, но… Э-э… Видите ли, Паркхерст, все это курево, да и нервы у меня не в порядке… В общем, я хотел спросить: у вас не найдется… э-э… чуть-чуть? Самую малость, только взбодриться.
Глаза старика загорелись надеждой, и Таллант сразу узнал этот блеск. Старик тоже был наркоманом. Или алкашом. Точно сказать трудно, но дока Баддера пожирала та же ненасытная страсть, что и его самого.
Паркхерст решительно покачал головой:
— Ничего не выйдет, док. Вы должны быть в форме на случай, если что-нибудь…
— К черту, Паркхерст! Я не заключенный — я врач и имею право…
Паркхерст оторвал взгляд от Талланта, на которого смотрел все время, разговаривая с врачом.
— Послушайте, док. Времена нынче для всех тяжелые. Всем нам нелегко, да только вот жена моя сгорела заживо на улице три дня назад, когда напали кибены, а мои дети сгорели в школе. Я понимаю, как вам тяжко, док, но если вы, не приведи Господь, не прекратите клянчить у меня виски, я убью вас, док. Я вас просто убью.
Блондин говорил тихо, вышагивая в такт по комнате ради вящей убедительности, однако в голосе его звенело отчаяние. Видно было, что на сердце у него нестерпимая боль, а на плечах — неподъёмное бремя. Ублажать врача он явно не собирался.
— Так когда мы сможем выпустить его отсюда, док? Доктор Баддер окинул комнату безнадежным взглядом, облизнул губы. Потом торопливо и нервно произнес:
— Я… Я снова обработаю его эпидермизатором. Это займет часа четыре. Работа сделана чисто, тяжести в желудке быть не должно. Он ничего не почувствует.
Бенно жадно прислушивался. Он до сих пор не понимал, что с ним такое сотворили, зачем эта операция, но непреодолимый ужас, объявший его поначалу, слегка утих во время перепалки между Баддером и Паркхерстом. Он провел дрожащей рукой по рубцу.
Его чуть не стошнило от страха; щека и предплечье задергались нервным тиком.
Доктор Баддер подкатил к операционному столу продолговатый аппарат со щупальцами и выдвинул вверх раздвижной кронштейн. На конце его была прямоугольная коробочка из никелевой стали с небольшим отверстием. Баддер включил аппарат, и из отверстия на рану полился свет.
