Василий аккуратно перешагнул через тоненькую нитку ручья. После того как стал умирать Пруд, ручей пересох и забился желтыми листьями. Василий помнил время, когда ручей с веселым звоном бегал наперегонки с семейством зайцев, что жили на Ромашковой полянке. Медленное умирание Леса отзывалось в сердце кота болью. Но еще хуже был запах. Иногда сквозь аромат прелой листвы и осеннего ветра до чуткого носа Василия добиралась едва ощутимая вонь умирающего волшебства.
Вот и сейчас Василий остановился и принюхался. Пахло осенью и отчего-то жареным мясом и чем-то чужим… людским. Решив проверить, в чем тут дело, Василий пошел на запах. Теперь он уже различал, что наравне с ароматом жаркого явственно тянуло гарью и чем-то резким и очень непривычным.
Из-за кустов послышалось басовитое пение:
Как-то раз в одном лесу,
Волк нашел себе Лису,
К дереву ее прижал…
Ну и дальше в таком же духе. Песенка выходила достаточно пошлой и Василий, несмотря на ситуацию понимающе хмыкнул. Он знал, кто любит горланить вот такие вот песни.
Кот вышел на поляну и принялся наблюдать за здоровым детинушкой, весело горланившим песню. Рядом, свернувшись калачиком и укрывшись косматой бородой, храпел Карабас. Тут же тихонько посапывал Артемон.
К Василию певец сидел спиной. Парень колдовал возле костра, радостно поворачивая вертел на котором висел уже порядком поджаренный кабан. Василий раздраженно прижал уши к голове, дернул хвостом и произнес:
— Хлеб да соль.
— Ем да свой! — не преминул ответить детинушка, а затем, так и не обернувшись, добавил:
— Вали своей дорогой пока я добрый! Али на костер захотел?
— Ты бы обернулся, рыло, — мягко посоветовал детине Василий.
— Сам напросился, я хотел быть добрым.
Громила отвлекся от вертела с готовившимся ужином, взял с травы огромную дубину и только после этого обернулся.
Теперь Василий мог лицезреть лицо «кулинара». Маленькие черные глазки гневно сверкающие из-под рыжих кустистых бровей, нос картошкой и огромная рыжая борода, размерами не уступавшая бороде Карабаса.
Гневная отповедь застряла у детины в глотке, а маленькие глазки удивленно распахнулись, и испуганно забегали. Дубина оказалась поспешно спрятанной за спину.
— Людоед, а Людоед, — Василий театрально поднял лапу, внимательно ее изучил и выпустил когти. — Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты заканчивал со своими кулинарными изысками?
— Предупреждал, — промямлил Людоед, как завороженный наблюдая за тем, как Василий убирает и вновь выпускает когти.
