До дома он добрался незамеченным, спать уже не ложился, потому что прямо с ночи начал ответственно готовиться к рынку. И шапки, конечно, замечательные, и шубки прекрасны, но ведь их не съешь.
Утром Таракашин отправился на Центральный рынок. Расположился в самой середине одежных лотков (из-за чего пришлось получить парочку болезненных тумаков от бабусь-торговок) и начал зазывать народ. Зазвал, да, видимо, не тех, потому что первый же покупатель оказался работником серьезной организации, которой отчего-то вздумалось организовать рейд. Никаких документов на товар у господина продавца не нашлось, да и видок у вещей был немного не новый, а потому Таракашина мигом окружили бравые молодцы и поперли его в отделение.
– Слышь, так это ты хату бомбанул, да?! – с неимоверным восторгом спрашивал один из крепеньких ребят, таща Таракашина к машине. – Не, серьезно, что ли?! Ну обалдеть, такую птичку словили!
– Молодые люди, вы, собственно, все поняли не правильно... – пытался объяснить Таракашин, изо всех сил упираясь ногами. – Я никакую хату не бомбил. Понимаете, я так сказать, восстановил справедливость!
Однако никто не собирался слушать его честные признания – работники порядка были настроены решительно. И сидеть бы Таракашину в обезьяннике, если бы не господин Случай! Прямо перед глазами бдительных стражей порядка развернулась драка. Кто-то встал на чужое место, что вызвало волну возмущения. Волна быстренько превратилась в мощный девятый вал, и сопровождающим Таракашина лицам ничего не оставалось, как в эту драку погрузиться. Естественно, Виктор Борисович не стал дожидаться финала, а постыдно бежал.
Целый день, голодный и испуганный он трясся у себя дома, а наутро... наутро ему повезло. В двери постучали двое мужчин потертого вида и попросили стаканчик. Таракашин стакан подарил, но взамен выпросил кусок рыбы, как мужчины утверждали, это была настоящая семга. Правда не вся, а только ее хвостовая часть. Как не был голоден Таракашин, но к еде он не прикоснулся, а немедля понесся к Людмиле Ефимовне, дабы угостить несостоявшуюся супругу, а заодно и выяснить у Павла, и что ж ему теперь делать, когда он ничего вовсе и не воровал, а на рынок пришел исключительно, чтобы сдаться властям?
– Это получается. Ты воров обокрал, так, что ли? – соображала Василиса. – Таракашин, ты отважный мужчина. Я бы на твоем месте... в общем, лучше б от голода тебе скончаться.
– Да что ты? – стремительно побледнел Виктор Борисович. – Люся... Василиса Олеговна, пойдемте к вашему сыну. Ну только вы поскорее одевайтесь, а то вдруг за мной уже следят. Люся! Ты собачку тоже возьми, на всякий случай.
