Но чаще уходили от гаснущих домашних очагов, лишь повинуясь холодному зову улицы. Оборонившись от стужи с помощью эля, они окружали ямы в ожидании кровавого зрелища.
Бойцовые ямы существовали в Брене задолго до постройки стен и даже прежде, чем он стал считаться городом, - с тех пор когда он был всего лишь преуспевающим сельцом. Одни говорили, что это ямы сделали бренцев кровожадными, другие - что это достославное качество бренцев как раз и породило ямы.
Бренских мужчин этот вопрос мало занимал: пусть над ним ломают себе голову попы да слабаки. Драка - вот главное.
Круглые ямы насчитывали около четырех человеческих ростов в поперечнике и меньше человеческого роста в глубину. Зрители, собираясь вокруг, делали ставки. Победителю по обычаю сбрасывали третью часть всех закладов. Впрочем, этого обычая почти уже не придерживались - разве что боец был особенно хорош или имел в толпе много сторонников. Правила отличались большой простотой: из оружия допускался только короткий нож, а в остальном бойцы не знали ограничений. Смерть, беспамятство или сдача одного из соперников считались победой другого.
В былые времена стены ям оснащались длинными железными пиками, дабы победитель мог насадить на них свою жертву. Так погибло множество народу но, хотя победитель всегда получал свою треть, от пик пришлось отказаться за недостатком охотников. Поговаривали, что такие бои все еще проводятся, нужно только знать где и отвалить немалые деньги.
Таул поднес мех к губам и надолго припал к нему. Остаток эля он вылил себе на голову. Зрителей собралось больше, чем в прошлую ночь. Рассказ об оторванной им руке, без сомнения, успел разойтись по городу. Ничто так не манит толпу, как возможность поглядеть на увечье. Таул ловил на себе оценивающие взгляды и видел обсуждающие его шепотом губы. Он чуял возбуждение толпы, чуял, как жаждет она крови, выпущенных кишок, поломанных костей. Это сборище внушало ему отвращение.
И однако, он даст им то, чего они просят. Он ощупал полотняную повязку на руке. Она затянута крепко и не соскользнет. Он волен навлекать бесчестье на себя, но не вправе бесчестить орден. Он пытался избавиться от колец: он выжигал мясо и втирал в рану опилки, он резал их крест-накрест острием меча - но кольца так и не сошли. Они не давали ему покоя, без конца напоминали о том, эмблемой чего они служили. Он вышел из числа рыцарей - но кольца жгли его позором.
Таул посмотрел на свои руки. Под ногтями осталась кровь - он не знал чья. Может, однорукого, может, его предшественника или того, кто был еще раньше, а может быть, даже Бевлина. Какая разница? Кровь - достойное для него украшение.
