Игнат, сто раз на протяжении этого монолога пожалевший, что захотел узнать больше, чем ему полагалось, с горем пополам успокоил разбушевавшуюся жену и пошел курить на лестницу. Он в очередной раз убедился, что вопросы вокруг Инги только множились, а ответов почти не прибавлялось.
Тем временем светофор переключился, поток тронулся, и Игнат покатил вниз с моста. Ему оставалось развернуться, вырулить на набережную, свернуть в глубину квартала и через двести метров припарковаться у ничем не примечательной панельной многоэтажки.
Вскоре, кое-как втиснув свою машину между двумя сгнившими развалюхами, Игнат направился к подъезду, набрал комбинацию «Сим-сим, откройся», шагнул в полутемный подъезд, воняющий сыростью и нечистотами, поднялся на площадку к лифтам и пощелкал кнопками. Безрезультатно. Все было сожжено, сломано и отключено. Игнат вздохнул и направился в сторону лестницы. Там все было как всегда. Испещренные матом стены, выкрашенные в неясный угнетающий цвет, заплеванные оконные стекла, жженые рамы, разводы то ли крови, то ли поноса на дверях, окурки, скрученные в узлы пивные банки, сигаретные пачки, еще какие-то осклизлые обрывки и ошметки, о происхождении которых не хотелось даже думать. И конечно, где-то между третьим и четвертым этажом, в центре кафельного пола лежала подсохшая куча человеческого кала. Игнат зажал нос и, стараясь не смотреть на эту мерзость, рванул вверх по лестнице. Он бежал на восьмой этаж так, будто тот убегал от него. Как же он ненавидел эти рабочие районы, где по улицам гуляли бритые качки, а на дорогах ревели расточенные моторы…
Задыхаясь, Игнат ворвался на лестничную площадку и притормозил, поправляя одежду и переводя дух. И вдруг понял, что зря ехал через весь город. Он все еще по инерции шел вперед по длинному коридору-карману, но уже понимал, что не позвонит в квартиру матери. Это в своих мечтах он спешил к ней, чтобы сбросить пальто, упасть на диван, отвернуться к стене, погоревать, посидеть вместе молча, без слов понимая печали друг друга, и уехать возрожденным, полным новых сил и надежд. Но Игнат знал, что будет на самом деле. Мать нальет чаю, потом – коньяку, начнет пытать и расспрашивать, переживать, спорить, всхлипывать, винить его, разговаривать, как глухая, сама с собой, и он, раздраженный, уедет ни с чем, хлопнув дверью.
Дверь и правда хлопнула. За спиной Игната. Он подобрался, как волчонок, обернулся и встретился взглядом с жилистым старичком из 56-й квартиры. С тяжелым ведром в руках, что-то пришепетывая, он тащился в сторону мусоропровода. Опрокинув содержимое в трубу, старик направился в обратный путь. Поравнялся с Игнатом, осклабился и кивнул.
