Андрей Николаевич пригласил всех присесть за стол и вдруг замолчал, уставившись на какой-то сучок в некрашеной столешнице, — он на одну минуту, впервые в жизни, задумался о полной бессмысленности своего существования: «Так где же это я пахал унаследованную землю, выбирался в земстве, изменял жене и тачал яловые сапоги — неужели нигде?» Горьким смрадом обволакивала его незнакомая тоска. Но отпущенная ему единственная за всю жизнь минута прозрения истаяла, и Андрей Николаевич встряхнул головой, как внезапно проснувшаяся старая лошадь.
— Ты, я вижу, не один, Коля, — молвил он, запоздало полукланяясь спутнице младшего брата: — Здравствуйте… Как ехали?
— До Нижнего пароходом, а там и поездом, — тоже быстро успокаиваясь, по-стариковски скребя пальцами бороду и косоротясь, отвечал Николай Николаевич. — Неужели её не признал? — спрашивал он далее, и его косоротное дёргание, оказывается, было своего рода незнакомой для старшего брата, новой улыбкой Николая Николаевича. — Вера Кузьминична Ходарева когда-то… — как бы нехотя завершил он из кривых уст.
— Не может того быть! — оживляясь, воскликнул старик Андрей Николаевич. — Неужели Вера?.. Вера Кузьминична? Голубушка, вы ли? Какая неожиданная встреча! — говорил банальные, обкатанные веками слова старший брат, как и всегда… — Подумать только, сколько лет прошло, сколько зим… — и так далее, и тому подобное, как и всегда. — Но почему вы вместе-то оказались? И почему ты один, без семьи?
— Она вот, Андрей, теперь и есть моя семья, — указывая на Козулину не до конца выпрямленным указательным пальцем, ответил Николай Тураев. — Мне наконец-то удалось сделать то, чего я желал сделать всю свою жизнь.
И тут выступила вперёд Тамара Евгеньевна: ха-ха-ха! ха-ха-ха! — закатывалась она обидным, по её расчётам, а на деле просто скрипучим старушечьим смехом.
— Это что же значит, Николай? — восклицала она. — Значит ли это, что ты покинул свою семью, разошёлся с Анисьей и переженился на этой особе?
— Именно это и значит, — ответил ей Николай Николаевич. — Хотя и не переженился, как ты выразилась. Не успел, извини.
— Людей смешить на старости лет? Женихом побыть захотелось? А не будет ли стыдно перед собственными детьми? — допытывалась Тамара Евгеньевна.
— Тамарочка! Тамарочка! Прекрати, пожалуйста, свою патетику! — начал удерживать жену Андрей Николаевич, которому тоже не очень понравился шаг младшего брата, но который никогда не мог удержаться, чтобы не выступить против жены в минуты проявления ненавистного ему жёниного пафоса. — Не надо судить других да не судимы будем!
