— Через полгода пресса все равно прорвется в ваши крепости, а дело с запретом повести «Стройбат» значительно ухудшит ваше положение.
Примерно в таком вот духе мы объяснялись: я объяснял, что лучше, а что хуже для него, для армии, он — что лучше, что хуже для меня, для журнала и прессы: не дай Бог журнал исполнит какую-то неблагородную роль!
Так мы и расставались всякий раз.
Я:
— Будем печатать.
Стефановский:
— Еще раз прошу — взвесить все «за» и «против». Не ошибитесь!
И вот еще что: в армии-то у них тоже был раскол. Уходил Стефановский, и раздавались звонки (от полковников военной прессы):
— Ну как? Когда же вы будете публиковать «Стройбат»? Ждем не дождемся!
И еще плюс ко всему: во все эти дела без конца встревал Каледин. Он ходил по военному начальству, звонил, писал, требовал, а главное — скандалил.
Самым невероятным, на мой взгляд, его поступком был такой.
Зайдя ко мне, он увидел на столе мое письмо начальнику Политуправления. Он его списал и послал адресату за своей подписью.
Адресат, получив одно и то же письмо за разными подписями, звонит мне:
— В чем, собственно, дело? С кем, собственно, мы имеем дело — с редактором журнала Залыгиным или со стройбатовцем Калединым?
Я приглашаю Каледина.
— Что вы делаете?
— А мне так интересно. Я же не совершаю никакого преступления? Я вправе действовать по своему усмотрению!
— Тогда действуйте — пробивайте вашу вещь сами, без моего участия!
— Нашли чудака! Без вашего — не выйдет!
Десять раз я вспоминал роковое начало «Стройбата». Дело в том, что повесть чуть ли не под таким же названием сначала принес нам Илья Ойзерман-Касавин. Очень неплохая повесть. Мы ее отредактировали, поставили в номер, и тут пришел Каледин, принес свою вещь.
Я сказал:
— У нас уже есть такая же. Уже стоит в номере.
Каледин:
— Того парнишку с номера снимите, а меня поставьте.
— Почему?
— Потому что моя повесть лучше.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Лучше меня никто не напишет! К тому же я — автор «Смиренного кладбища», а кто такой мой конкурент? Кто его знает?
И действительно повесть Каледина была лучше по письму и современнее по материалу. И такова уж участь редактора — смиряться перед хамством, чтобы быть объективным.
Но ведь и дальше дело шло в том же духе.
Напечатав «Стройбат», я сказал Каледину, чтобы ноги его больше не было в редакции, но все-таки послал ему поздравительную открытку с Новым годом: ладно уж, забудем раздоры, что у вас есть новенького?
Каледин заключил открытку в рамочку и всем ее показывал.
