— Ну пожалуйста, Жоржетга! Пожалуйста! Тут… тут какое-то существо… У меня тут в квартире что-то такое поселилось.
Она решила, что Поль спятил. О чем вообще речь?
— Не знаю. Не знаю я, что это такое. Оно что — вроде паука? Или медведя? Какое оно?
— Вроде медведя, Жоржетта, только… да нет, совсем другое. Правда не знаю какое. И ничего не говорит — лежит и сверлит меня глазами…
Ну и кто он после этого? Псих или просто скотина? Медведи не разговаривают! Ну, разве что те, которых по телевизору показывают. А вот кто он после всего этого? Разыгрывает тут дурацкие сцены, психом прикидывается.
И все — лишь бы зацапать положенные ей по суду выплаты. Но странно. Чего это он, затевая такую игру, первым делом ей же и позвонил?
— По-моему, Поль, ты просто придуриваешься. Я всегда говорила, что ты проходимец. А теперь ты и сам это подтверждаешь.
Щелчок в трубке — и Поль остался один.
Нет, не один.
Закуривая сигарету, он самым краешком глаза глянул в угол. Громадная тварь — грязно-бурая, мохнатая — явилась за ним следить, сгрудилась у платяного шкафа. Страшные лапы скрещены на массивной груди. Вроде огромного северного медведя, но совсем другая — мощной трапецевидной туши не избежать ни взглядом, ни мыслью. Золотые диски глаз — дикие, безумные — не вспыхивают — только недвижно созерцают.
(Описание никуда не годится. Забудьте. Тварь была совсем другая. Просто ничего похожего.)
И Поль чувствовал безмолвный укор — даже когда закрылся в ванной. Сидел на краю ванны, пустив горячую воду, пока зеркало не запртело сверху донизу, и он уже не мог видеть там своего лица — не мог видеть безумного блеска своих глаз, таких знакомых и так похожих на слепые глазницы обосновавшейся в комнате твари. Мысли сперва. бежали, потом, будто лава, текли — и наконец застыли.
И тут Поль вдруг понял, что не помнит лица ни одной из женщин, приходивших к нему в квартиру. Ни единого лица. Все они оставались для него безлики. Поль не смог припомнить даже лица Жоржетты. Просто ни единого лица! Все они были для него лишены выражения — или хоть чего-то запоминающегося! Господи, сколько же безликих трупов пришлось ему засеять! К горлу подступила блевотина, и он понял, что должен немедленно выбраться отсюда — прочь, прочь из этой квартиры, прочь от чудовища в углу!
Поль вывалился из ванной. Потом, покачиваясь и обтирая стены, добрался до входной двери — и прижался спиной к запертой плите добротной древесины, втягивая в себя мучительные глотки воздуха и постепенно понимая, что теперь ему так просто не выбраться. Когда он вернется, тварь все равно будет его поджидать — когда бы он ни вернулся.
