— Я — врачевательница, — сказала она ясно и звонко, хоть и негромко.
Крестьяне опустили оружие, переглянулись. Подходили все новые. Те, ко стоял ближе, сняли шапки.
— Как называется деревня?
— Ключ, — раздалось из толпы.
— Кто над вами старший?
— Топин, милостивая госпожа. Вон его дом.
Сквозь толпу протолкалась женщина с младенцем на руках.
— Госпожа… — робко коснулась она колена Висенны. — Дочка у меня… Горячка…
Висенна спрыгнула наземь, потрогала головку ребенка, зажмурилась.
— Завтра будет здорова. Не кутай ее так.
— Спасибо вам, милостивая… Уж так спасибо…
Староста Топин был уже здесь: казалось, он раздумывал, что ему делать с зажатыми в руке вилами. Наконец сбросил ими с крыльца куриный помет.
— Здравствуйте, госпожа, и вы, рыцарь, — сказал он, поставив вилы к стене. — Извините, времена нынче такие смутные… прошу в дом, окажите такую честь.
Они вошли.
Жена Топина (за юбку ее цеплялись две светловолосые девочки) подала яичницу, хлеб и простоквашу. Висенна, в отличие от Корина, ела мало, сидела тихая и угрюмая. Топин не находил себе места и говорил, говорил:
— Смутные времена. Ох, смутные. Беда у нас, благородные господа. Мы овец разводим, на шерсть, и шерсть ту продаем, а купцов теперь не стало, вот и приходится овец резать, это рунных-то овец, да что делать, есть что-то надо. Раньше купцы за яшмой, за зелеными камнями ездили в Амелл, за перевал, где копальни. Там яшму копают. А как проезжали они, то и шерсть у нас брали, платили хорошо, добро разное оставляли. Да не стало теперь купцов. Даже соли нет, убоину теперь за три дня съесть нужно, чтоб не пропала.
— Караваны здесь больше не ходят? Почему? — Висенна, задумавшись, касалась ремешка на лбу…
— Ох, не ходят, — сказал Топин. — Закрыт путь в Амелл, на перевале расселся проклятый Кащей, ни одной живой души не пропускает. Что ж купцам туда идти? На смерть?
Корин не донес ложку до рта:
— Кащей? Что за кащей?
— А я откуда знаю, господин? Говорят, Кащей, людоед. На перевале будто бы засел.
— Караваны не пропускает?
Топин бегал по избе:
— Смотря какие. Свои. Свои, говорят, пропускает.
Висенна нахмурилась:
— Как это — свои?
— Свои, — сказал бледный Топин. — Людям в Амелле еще горше, чем нам. Нас хоть чащоба спасает. А они сидят на своей скале и тем только живут, что им кащеевы меняют на яшму. Обдирают как липку, но что им, в Амелле, делать? Яшму есть не будешь.
— Какие такие «кащеевы»? Люди?
— Люди, и Вороны, и другие. Стража его, стало быть. Они в Амелл возят что отберут у нас и меняют там на яшму да на зеленый камень, а у нас все силой отбирают. Грабят по селам, девок позорят, а кто упрется, убивают, дома жгут. Стражники Кащеевы.
