На реке туман был особенно густым. Билли ничего не видел. Он слышал, как поют негры и шуршит от поднявшихся волн тростник. Барка показалась из тумана внезапно, как по волшебству. Нос ее был украшен венком из цветов и листьев магнолии, по бокам свисали гирлянды из цветущего плюща, в местах, где они крепились к верху бортов, белели букеты ромашек, перевязанные белыми шелковыми лентами. Все пассажиры были одеты в белое; в лучах солнца, пробивавшихся сквозь туман, фигуры их казались сияющими. Завороженный этим зрелищем, Билли замер.
Тупой звук удара барки о причал заставил его опомниться. Он протянул руку Генриетте Трэдд, чтобы помочь ей сойти на берег. Широкие сверху рукава ее накрахмаленной белой блузы трепетали, как крылья. Вуаль с белыми мушками, свисая с полей ее соломенной шляпы для водных прогулок, доходила до белой ленты, завязанной под подбородком. Билли уже привык видеть ее в густой черной вдовьей мантилье до самого пола. Этот переход от гнетущих тяжелых черных одежд к ослепительно белому полотну казался утверждением того, что жизнь продолжается.
– Позвольте сказать вам, миссис Трэдд, – пробормотал молодой священник, – что выглядите вы просто прекрасно.
Генриетта улыбнулась:
– Позволяю, мистер Баррингтон, и благодарю вас. Знаете, я часто думаю, что негры понимают в жизни больше, чем мы. Когда у них траур, они носят белое. Я подумала, что окружать невинное дитя сплошной чернотой было бы слишком грустно. Поэтому сегодня мы все решили последовать примеру наших слуг. – Генриетта обернулась на церковь. – Как очаровательно, – вздохнула она, – свет сквозь туман. Я всегда радовалась, что здесь нет цветных витражей.
Наконец все сошли с барки и нестройной толпой двинулись вверх; первым шел Билли, за ним – члены семей Трэдд и Гарден, а в середине процессии покачивался младенец. Его несла огромная мускулистая негритянка в высоченной белой шелковой шляпе, на которой красовалось множество цветов и птиц. На мощных вытянутых руках вровень со своим внушительным бюстом она держала громадную, покрытую кружевом подушку. На ней и спал ребенок, чье крошечное личико почти совершенно терялось в вышитом чепце, а тельце утопало в складках шелка и кружевах крестильной рубашки, которую в семействе Трэдд надевали на всех младенцев уже восемь поколений.
Крестными отцами младенца были Когер и Энсон. Когда Билли спросил об имени ребенка, Когер звонко и уверенно подсказал: «Стюарт Эшли Трэдд», а Энсон промямлил что-то неразборчивое.
