Смотритель отошел в сторону и надел шляпу. С него хватит. Провожающие понемногу приободрились и неприметно, один за другим, тоже покрывали головы. Мистер Блум надел шляпу и увидел, как осанистая фигура споро прокладывает путь в лабиринте могил. Спокойно, с хозяйской уверенностью, пересекал он поля скорби:
Хайнс что-то строчит в блокнотике. А, имена. Он же их все знает. Нет: идет ко мне.
- Я тут записываю имена и фамилии, - полушепотом сказал Хайнс. - Ваше как имя? Я не совсем помню.
- На эл, - отвечал мистер Блум. - Леопольд. И можете еще записать Маккоя. Он меня попросил.
- Чарли, - произнес Хайнс, записывая. - Знаю его. Он когда-то работал во "Фримене".
Верно, работал, до того как устроился в морге под началом Луиса Берна. Хорошая мысль чтобы доктора делали посмертные вскрытия. Выяснить то что им кажется они и так знают. Он скончался от Вторника. Намазал пятки. Смылся, прихватив выручку с нескольких объявлений. Чарли, ты моя душка. Потому он меня и попросил. Ладно, кому от этого вред. Я все сделал, Маккой. Спасибо, старина, премного обязан. Вот и пускай будет обязан - а мне ничего не стоит.
- И скажите-ка, - продолжал Хайнс, - вы не знаете этого типа, ну там вон стоял, еще на нем...
Он поискал глазами вокруг.
- Макинтош, - сказал мистер Блум. - Да, я его видел. Куда же он делся?
- Макинтош, - повторил Хайнс, записывая. - Не знаю, кто он такой. Это его фамилия?
Он двинулся дальше, оглядываясь по сторонам.
- Да нет, - начал мистер Блум, оборачиваясь задержать его. - Нет же, Хайнс!
Не слышит. А? Куда же тот испарился? Ни следа. Ну что же из всех кто. Не видали? Ка е два эл. Стал невидимкой. Господи, что с ним сталось?
Седьмой могильщик подошел к мистеру Блуму взять лежавшую рядом с ним лопату.
- О, извините!
Он поспешно посторонился.
Бурая сырая глина уже видна была в яме. Она поднималась. Вровень. Гора сырых комьев росла все выше, росла, и могильщики опустили свои лопаты. На минуту все опять обнажили головы. Мальчик прислонил венок сбоку, свояк положил свой сверху. Могильщики надели кепки и понесли обглиненные лопаты к тележке. Постукали лезвием по земле: очистили. Один нагнулся и снял с черенка длинный пучок травы. Еще один отделился от товарищей и медленно побрел прочь, взяв на плечо оружие с синеблещущим лезвием. Другой в головах могилы медленно сматывал веревки, на которых спускали гроб. Его пуповина. Свояк, отвернувшись, что-то вложил в его свободную руку. Безмолвная благодарность. Сочувствуем, сэр: такое горе. Кивок. Понимаю. Вот лично вам.
