Несмотря на беспокойство о Пятнице, я испытывала огромное облегчение, оттого что цела, невредима и вернулась домой. Конечно, это было довольно глупо.
— Скажу, чтобы тебе принесли горячего молока. Быстрее заснешь, — сказал Габриэль.
— Габриэль, Пятница у меня из головы не выходит!
— Он вернется. Поднимайся к нам в комнату, а я пойду на кухню, распоряжусь насчет молока.
Я пошла наверх, думая о том, какой Габриэль деликатный, как заботливо относится к слугам. Ведь в таком большом доме им приходится без конца бегать вверх-вниз по лестницам.
Войдя в комнату, я увидела пустую корзинку Пятницы и опять расстроилась. Вышла в коридор и еще раз покричала его. Старалась успокоить себя, что он гоняется за кроликами — это было его любимое занятие, и я знала, что при этом он забывает обо всем. Может быть, действительно утром он вернется. Понимая, что больше сделать ничего не могу, я разделась и легла в постель.
Я так устала, что, когда вернулся Габриэль, почти спала. Он сел на край постели и заговорил о нашей поездке в Грецию. Казалось, эти планы очень его увлекли. Но вскоре вошла служанка, неся на подносе молоко для меня. Я совсем не хотела молока, но все-таки выпила, чтобы сделать приятное Габриэлю, и через несколько минут крепко заснула.
Меня разбудил громкий стук в дверь. Я неохотно вынырнула из глубокого сна — так крепко мне редко случалось спать. Сев на постели, я увидела Руфь. Она была белая как мел, глаза широко раскрыты.
— Кэтрин! — твердила она. — Просыпайтесь! Да проспитесь же, ну пожалуйста!
И я поняла: случилось что-то страшное. Поискала глазами Габриэля, но его в спальне не было.
— С Габриэлем беда, — сказала Руфь. — Приготовьтесь к худшему.
— Что… что с ним? — воскликнула я. Слова с трудом шли с языка.
— Он умер, — объявила она. — Покончил с собой.
Я не поверила. Наверное, я еще сплю, подумалось мне, сплю и вижу какие-то невероятные сны.
Габриэль… умер? Это невозможно! Как же так? Ведь совсем недавно он сидел рядом со мной на постели, смотрел, как я пью молоко, и говорил о поездке в Грецию.
— Я считаю, мне надо сказать вам все, — продолжала Руфь, не сводя с меня глаз, и не было ли в ее взгляде обвинения? — Габриэль бросился с балкона. Его только что нашел один из конюших.
— Не может быть!
— Вам лучше одеться.
Я выбралась из постели. Руки и ноги у меня тряслись, и единственная мысль завладела мною: «Неправда, Габриэль не мог убить себя!»
