Я любила уроки, скачку рысью по паддоку, ощущение возбуждения и дрожи от галопа.
Это случилось однажды во второй половине дня. Мы закончили свои уроки и поставили лошадей в стойла. Лавиния спешилась и бросила поводья конюху. Я же любила на несколько минут задержаться рядом, чтобы погладить коня и поговорить с ним, так как учил нас делать Джой.
— Никогда не забывайте, — говорил он, — хорошо обращаться со своей лошадью, и тогда у вас появится шанс, что она будет хорошо к вам относиться. Лошади как люди. Вы должны помнить это.
Я вышла из конюшни и отправилась через газон к дому, где я должна была вместе с Лавинией пить чай в классной комнате. Мисс Йорк уже наслаждалась там компанией мисс Эзертон.
В доме были гости. Они бывали часто, но нас это не касалось. Мы почти никогда не видели леди Харриет, чему я была чрезвычайно рада.
Мне пришлось пройти мимо открытого окна гостиной, где я мельком увидела, как горничная накрывала чай на несколько человек. Я торопливо прошла, отводя глаза. Затем, помедлив, я взглянула на ту часть, дома, где, как я думала, были комнаты мисс Люси.
В этот момент я услышала из гостиной голос:
— Кто этот некрасивый ребенок, Харриет?
— О… вы имеете в виду дочь священника? Она бывает здесь очень часто. Она приходит составить компанию Лавинии.
— Какая противоположность Лавинии! Но зато Лавиния так прекрасна!..
— О, да… Понимаете, здесь так мало людей… Я нахожу, что она вполне приятный ребенок. Так думает гувернантка… и для Лавинии хорошо иметь подходящую подругу. Вы знаете, здесь не так много народу. Мы делаем то, что можем.
Я смотрела перед собой невидящим взглядом. Я была некрасивым ребенком. Я была здесь потому, что они не могли найти кого-нибудь лучше. Меня это потрясло. Я знала, что мои волосы были трудноописуемого коричневого цвета, что они были прямыми и непокорными… совсем непохожими на рыжевато-коричневые локоны Лавинии; а мои глаза казались вовсе бесцветными. Они были как вода, и, если я надевала голубое, они делались голубоватыми, зеленое — зеленоватыми, коричневое… просто совсем не имели своего цвета. Я знала, что у меня большой рот и вполне обычный нос. Но что же было некрасивым?
А Лавиния, конечно, была красавицей.
Моей первой мыслью было сразу же вернуться л классную комнату и потребовать, чтобы меня увели домой. Я была очень удручена. В горле стоял ком. Я не плакала. Слезы для меня были выражением слабых чувств. Я была задета до глубины души и полагала, что эта рана останется у меня на всю жизнь.
