— Боже мой, Рауль, как ты испугал меня! — воскликнул он.
— Чем же? Разве есть что-нибудь необыкновенное в том, что я вошел сюда, чтобы, подобно тебе, встретить герцогиню? — спросил равнодушно Майнау.
Он отвернулся от больного старика в кресле и тревожно взглянул в ту сторону, где находилась его молодая жена.
Она стояла, опершись левою рукой на угол письменного стола; по легкому кружевному рукаву видно было, как сильно дрожала ее рука. Ужасное известие, сообщенное гофмаршалом о матери, поразило ее слишком глубоко; она чувствовала, что это потрясение не изгладится во всю жизнь; несмотря на это, она все-таки старалась сохранить наружное спокойствие, и ее серые глаза, смотревшие из-под нахмуренных бровей, твердо, но прямо встретили взгляд мужа. Она приготовилась к новой борьбе.
Прежде всего Майнау подошел к большому столу, стоявшему посредине комнаты, взял графин и налил в стакан немного воды.
— Ты слишком взволнована, Юлиана; прошу тебя, выпей! проговорил он, подавая ей стакан.
Она с удивлением и не без гнева отказалась: он предлагал ей выпить воды, чтобы успокоить ее волнение, между тем как он давно бы мог прекратить его несколькими энергическими словами, сказанными им непримиримому врагу.
— Не пугайся этого лихорадочного румянца, Рауль, — успокаивал гофмаршал Майнау, ставившего в это время стакан обратно на стол. — Это лихорадка дебютантки, то есть дебютантки в Шенверте, так как в художественном мире и в лавках продавцов эта прекрасная особа уже давно выступала с успехом как графиня Трахенберг. Что скажешь ты, заклятый враг Рафаэлей женского пола, синих чулков и тому подобных? На, полюбуйся, какой талант под прикрытием брачного контракта приютился в Шенверте! Жаль только, что обстоятельства заставляют меня конфисковать эту картину!
Майнау уже завладел картиной и рассматривал ее. С сильно бьющимся сердцем увидела Лиана, как вспыхнуло его лицо. Она ежеминутно ожидала насмешки, направленной против «пачкотни»; но он, не отрывая глаз от картины, холодно сказал через плечо дяде:
— Ты, конечно, знаешь, что право конфисковать или разрешать принадлежа в этом случае исключительно мне… Как попала сюда эта картина?
— Да, как она сюда попала? повторил, пожимая плечами, смущенный гофмаршал. — По неловкости наших людей, Рауль, ящик, предназначенный к отправке, был передан мне сломанным.
— О, я это строго расследую. Эти грубые руки не останутся без наказания, — сказал Майнау и молча положил картину на стол. — А это что? — спросил он, взявши в руки пакет с сухими растениями; сверху лежала тонкая мелко исписанная тетрадка. — И это было в злополучном ящике?
