Она по-прежнему была погружена в размышления, когда в комнату вошла миссис Грей, словно олицетворение укоризны.
— Он ушел?
— Да, — коротко ответила мисс Роуэллан.
— Позвольте узнать, зачем он приходил? Все мы знаем, что он мошенник. Странно, почему вы согласились принять его?
Мисс Роуэллан не стала объяснять, что Уилл явился по ее приглашению. Она холодно заявила:
— Он пригласил нас в оперу сегодня вечером.
— И вы, разумеется, отклонили приглашение.
— Напротив — я приняла его от своего и вашего имени.
— Вы шутите? Вы же знаете, кто он такой! Простите, но что подумает о вас кузина Сара?
— Моя кузина Сара не умеет думать, а даже если бы и умела, мне безразлично ее мнение. По-моему, мистер Уилл Шафто — интересный и обаятельный человек, и я надеюсь, вы будете вежливы с ним при встрече. Вы поняли меня?
На лице миссис Грей отразилось изумление.
— Неужели вы готовы поощрить его? Мисс Роуэллан смерила компаньонку надменным взглядом.
— Даже если и так — что с того? — С этими словами она выплыла из комнаты, всем видом показывая, что разговор окончен.
В этот вечер все внимание гостей оперы было обращено не на сцену, а на одну из лож. Ибо в ней, одетая в скромное, девственно-белое платье, восседала одна из богатейших наследниц Англии — мисс Ребекка Роуэллан, а рядом с ней — весьма подозрительная персона, мистер Уилл Шафто, помолвка которого с Сарой Алленби была внезапно разорвана по непонятным причинам.
Если мисс Роуэллан и заметила произведенный ею фурор, то не подала виду. Казалось, она всецело поглощена музыкой и почти не обращает внимания на Уилла Шафто, сидящего между ней и обеспокоенной миссис Грей.
А если Уилл Шафто и был возбужден, то ничем не выдал этого — совсем напротив. Он разоделся с иголочки во все черное, строго следуя моде. Вместе с Гибом он изобрел новый способ завязывать галстук — настолько изысканный, что они по обоюдному согласию назвали его «танцем цветов».
В первом же антракте мисс Роуэллан предложила спутнику прогуляться с ней по фойе, но прежде, чем Уилл успел подняться, дверь в ложу распахнулась под натиском родственников и друзей Ребекки. На лицах вшедших отражалась целая гамма чувств — от изумления до отвращения.
Все они старательно игнорировали Уилла. Он отошел к двери, готовый встать на защиту Ребекки, если ей станут докучать упреками и советами.
Первым начал Джон Алленби, прошипев:
— Кузина Ребекка, я не могу поверить своим глазам! Как вы могли допустить, чтобы этот негодяй сопровождал вас в оперу?
