Мерси взглянула на синяк, красовавшийся у Элизабет на подбородке.
— Это вас люди мерзавца Бэскомба так отделали?
— Чтобы я не кричала. А потом они вели себя вполне пристойно, учитывая обстоятельства.
— И правильно сделали. А не то граф наверняка поступил бы с ними так, как с тем подонком, который обидел его сестру.
У Элизабет от удивления округлились глаза.
— Боже правый! Ты знаешь про леди Маргарет?
Мерси рассмеялась:
— Я знаю обо всем, что происходило в этом доме, даже когда меня здесь не было.
— Если это так, то тебе, должно быть, известно, что его светлость застрелил лорда Стивена защищаясь.
— Конечно, известно. Только это не имеет никакого значения. Наш Ник все равно убил бы этого мерзавца!
Мерси сказала это с такой гордостью, словно считала убийство Стивена Хэмптона не преступлением, а подвигом. А может, она и права, подумала Элизабет, вспомнив об Оливере.
— Надеюсь, ты не станешь распространяться о том давнем инциденте. Леди Маргарет вряд ли понравится, если ее прошлое станет предметом сплетен.
Мерси оскорбленно поджала губы:
— Я не сплетница. И потом, чего старое ворошить?
— Это верно. К тому же, я думаю, его светлость не хотел бы, чтобы обсуждали его сестру.
Мерси промолчала. Несколько минут спустя она вышла, оставив Элизабет наслаждаться ванной в одиночестве. Однако полностью расслабиться Элизабет не могла. Всякий раз, когда взгляд ее падал на собственное тело, она представляла, как смуглые руки Николаса ласкают его. Она вспоминала, как он целовал ее, до сих пор ощущала в себе его плоть.
Как это ни странно, но Элизабет теперь казалось, что она по праву принадлежит Николасу, и то, что он после той незабываемой ночи с такой холодностью ее отверг, причиняло ей острую боль. Поездка домой оказалась сплошным кошмаром. Ник за всю дорогу и двух слов не сказал, и напряжение, возникшее между ними, действовало Элизабет на нервы. Она понимала, что за эту ночь любви придется платить, однако представить себе не могла, что так скоро и такой ценой: терпя его угрюмое молчание.
Но почему он так себя ведет? Быть может, одной ночи хватило, чтобы удовлетворить его желание? А может, он возмущен ее бесстыдством? Или просто испытывает чувство вины?
Элизабет этого не знала.
И боялась узнать.
— Итак, братишка, ты не расстроен тем, что я без предупреждения вторглась в твою жизнь?
Ник улыбнулся и поглядел на Мэгги. Она сидела высоко подняв голову и выпрямив спину. Раньше она любила сидеть поджав под себя ноги, но в монастыре, похоже, у нее искоренили эту привычку. И Нику стало грустно оттого, что их молодость прошла и эти безмятежные годы уже не вернуть.
