Он бездумно отмеривал шаги, глядя больше в землю, чем по сторонам. На зеленом мху ярко краснела брусника, выделялись темно-коричневые шляпки грибов. Иногда Ральф поднимал глаза: не мелькает ли за деревьями светлый конь. Но всадник больше не показывался. Следы подков на тракте то исчезали, то вновь появлялись — видимо, наемник Вернона все еще ехал впереди них.
Погруженные в невеселые мысли, изгнанники чуть было не прошли мимо второй часовни. Маленькая, засыпанная хвоей и осиновыми листьями, она скрывалась за кустами можжевельника. Ее стены, изначально белые, приобрели рыжеватый оттенок.
Часовня сохранилась лучше, чем первая. Ни крыша, ни стены не обвалились, только потрескались от времени, да позаросли мхом.
— Ох, наконец-то никакая пакость не льется сверху! — сказал Кронт, заходя внутрь.
— Мы должны остаться здесь на ночь. Надоело спать под дождем, — Ральф положил у стены свой мешок.
— Угу… Слушаюсь, ваше превосходительство! — насмешливо пробормотал Кронт, но спорить не стал.
Они разожгли костер на пороге — чтобы дым не шел в часовню. Сырые дрова разгорались тяжело, норовя потухнуть. Ральф и Кронт по очереди высекали искры из огнива на можжевеловые щепки, раздували маленькое трепещущее пламя. Уже скоро от нанизанных на веточки грибов запахло жареным. Пока они возились с ужином, наступил вечер. Ветер скрипел ветвями, по лесу шуршал дождь, но под крышей было сухо и уютно. Отблески огня играли на белом мраморе статуй, обступивших алтарь.
Ральф завернулся в одеяло, прислонился спиной к стене. Ноги гудели от усталости, болели натертые лямками мешка плечи.
Через полуприкрытые веки он смотрел на статуи, которые, казалось, оживали рядом с пламенем. Три мужчины и три женщины. Ральф узнал святого воина Измаила с длинным мечом в руке и огромным луком за спиной. Хотя в клане Коэн не поклонялись Всеединому, картина с ликом святого висела на почетном месте — говорили, он защищает и вдохновляет всех, занимающихся ратным делом, вне зависимости от вероисповедания. Скульптор изобразил святого Измаила несколько иным, нежели предписывал канон. В нем не было той величественной отрешенности, что помнилась Ральфу по картине. Это был просто воин — сильный, с настороженным взглядом хищника.
Кого изображали остальные статуи, Ральф не знал. Они тоже казались более человечными, чем это пристало святым, но не восхищаться мастерством скульптора было невозможно. Мощные мужские фигуры, грациозные женские. Отблески пламени и резкие тени придавали еще больше выразительности мраморным изваяниям.
