К счастью для фирмы, партнеры мои не такие переборчивые, поэтому расписание у них плотное и доходы порядочные. Гарри Бишопу - тот самый, "Эндрюс и Бишоп", - в пору, о которой я рассказываю, было шестьдесят три года (он умер в 1948-м). Они с отцом основали дело в 1904 году, когда оба еще молоды были. Третьим партнером стал Джимми Эндрюс, нашему семейству он не родственник. Ему в 1937 году было лет двадцать семь, может, двадцать восемь, только начинал практиковать, ну, я и предложил ввести его в фирму, потому как удобно: такое же название остается, как было, пока отец не повесился.
Контора наша, куда я, часок повозившись с лодкой, наконец добрался, занимает маленький типовой дом. У каждого сотрудника свой кабинет, однако клиенты ждут в общей приемной, уборная тоже одна на всех, равно как секретарша.
Она, секретарша то есть, - ей лет пятьдесят, и зовут ее миссис Лейк, - при виде меня оторвалась от машинки, чтобы поздороваться.
- Меня, надеюсь, никто не ждет?
- Миссис Мэк заходила, - отвечает миссис Лейк.
- Ах вот как. Что-нибудь срочное?
- Записку оставила. Там, на столе у вас. Я поправил галстук, оглядев себя в зеркало, висящее на стене приемной.
- А Чарли не заглядывал?
- Нет пока.
Чарли - это Чарли Паркс, тоже стряпчий, он работает в конторе, которая совсем рядом с нашей. Давний мой приятель, мы с ним в покер часто играем, но сейчас противники: представляем разные стороны в запутанном деле, возникшем из-за чепухового дорожного происшествия. Оно уже несколько лет тянется и не дошло даже до первого слушания - клиенты, что у Чарли, что у меня, из богатеньких, к тому же такие, кого в нашей среде сутяжниками называют, вот и приходится нам с Чарли целые дни уточнять разные процессуальные детали. Я потом расскажу про эту тяжбу подробнее.
- Ладно, а с рассолом что новенького? - спросил я, гася окурок в пепельнице, стоявшей перед миссис Лейк, и просматривая корреспонденцию, которую она для меня сложила горкой.
- Кажется, есть письмо из Балтимора, - сказала она.
Это в связи с моим основным в данный момент делом, тоже весьма престижным и касавшимся завещания Гаррисона Мэка-старшего, маринадного короля, который в 1935 году приказал долго жить. И опять ужасно запутанное дело: ну, в общем, младший Гаррисон поручил мне защищать свои подвергшиеся опасности миллионы (почти три миллиона, между прочим), и с января все складывалось скорее в пользу тех, кто эти миллионы у нас оспаривал, - печально для Гаррисона, хотя не скажу, что и для меня тоже.
