В нем всколыхнулась нежность.
— Благодарю за службу, — сказал он и с радостью увидел, что угадал. — На вас по пути нападали?
— Да! — выпалил мальчик. — Целая тыща! Они стреляли из луков отравленными стрелами! Я их всех — паф! паф! паф!
Два округа безоговорочно присоединялись к решению пяти, с которыми удалось установить радиотелеграфную связь часам к четырем утра. К решению создать временный правительственный совет, принимающий всю полноту власти. Третий округ сообщал, что на его территории забило несколько горячих соленых гейзеров, просил о помощи, обещал обсудить предложение. Файфкроу молчало. Что же там случилось? Где Джеффрис?..
— Награждаю вас Большим крестом разведчика, — торжественно сказал Спринглторп. И вдруг спохватился. Ему теперь нельзя так шутить. Он действительно тот самый генерал-адмирал-фельдмаршал, который награждает, наказывает, велит: «Сделать так!» И никто ему не возразит, и все станут делать так.
— За веру, отчизну и короля! — отрапортовал посыльный. — Прикажете доставить ответ?
— Да, — сказал Спринглторп. — Будьте осторожны по пути и не опаздывайте к завтраку.
— Слушаюсь, сэр!
— А где твоя мама?
— Там, — мальчик махнул рукой. — Они там шьют.
Спринглторп вырвал листок из записной книжки, коряво написал: «Отец Фергус, надо сообщить, что к нам присоединились еще два округа. Я должен поспать. Не могу больше. Вы пока за меня. Дэвисон будет знать, где я. С».
— Ты знаешь отца Фергуса?
— Не, — ответил мальчик. — Я найду. Давайте.
Он схватил записку и побежал прочь. Земля под ногами резко дернулась, мальчик споткнулся, но не упал и продолжал бежать, размахивая белым листком…
— Памела, мне нужно отдохнуть, — сказал Спринглторп, вернувшись в бронетранспортер. — Я уже ничего не соображаю.
— Я разбужу вас в полдень, капитан.
Она вывела его в коридорчик, отворила боковую дверцу. Узкое помещение, одна над другой две застеленные койки.
Спринглторп удивился, вошел, дверца лязгнула за спиной. Он сел, чтобы снять тяжеленные ботинки, понял, что у него не хватит на это сил, ткнулся головой в подушку и, чувствуя себя ужасно виноватым, потянул ноги в ботинках на койку.
Нет, так нельзя. Нельзя позволить себе распускаться. Никому нельзя распускаться.
Он снова сел и непослушными пальцами начал расстегивать застежки.
— Вы меня простите, Спринглторп, мой врач в соседней комнате, и вам в случае чего придется его позвать… Зрелище не из приятных, но что поделаешь?..
Сенатору Джонатану Баунтону, главе гражданского комитета округа Линкенни, было уже за семьдесят, и его донимал диабет. Большой, полный, седовласый, бледное лицо, вялые нечеткие движения, изнурительное догорание под сенью шприца с инсулином. Единственный сенатор прежнего времени из числа девятнадцати начальников округов — новоиспеченных членов временного правительственного совета.
