Она напряженно слушала, глаза ее блестели, но насмешки в них по-прежнему не было.
— А чувство, которое вы описали сейчас, не может быть ожиданием или даже обычной для многих боязнью любви?
Марчер задумался.
— Вы и тогда спрашивали меня об этом?
— Нет, тогда я еще не чувствовала себя с вами так непринужденно. А сейчас мне вдруг пришло это в голову.
— Не могло не прийти, — помолчав, сказал он. — Не могло не приходить в голову и мне. Вполне вероятно, что только это и припасено для меня в будущем. Но, понимаете ли, какая штука, — продолжал он, — будь это так, я уже знал бы.
— Потому что уже любили? — И когда он молча поглядел на нее, продолжала: — Любили, и любовь оказалась вовсе не таким крутым поворотом, не таким огромным событием?
— Да вот, я перед вами. Она меня не сокрушила.
— Значит, это была не любовь.
— Как вам сказать… Мне по крайней мере казалось, что любовь. Я так считал, считаю и поныне. Это было приятно, чудесно, мучительно, — объяснил он. — Но не сверхобычно. Не то событие, которое ждет меня.
— Вы хотите чего-то исключительно вашего, такого, чего ни с кем не случается, никогда не случалось?
— Не в том дело, чего «хочу» я. Видит бог, я не хочу ничего. Дело в недобром предчувствии — оно держит меня за горло, оно во мне.
Марчер произнес это с провидческой убежденностью, которая не могла не произвести впечатления. Не возникни у Мэй Бартрем интереса прежде, он возник бы сейчас.
— Может быть, это ощущение, что вам грозит какое-то насилие?
И опять было очевидно, что он рад возможности выговориться.
— Нет, мне не кажется, что это случится — когда случится — обязательно как нечто насильственное. Скорее, как нечто естественное и, разумеется, не оставляющее сомнений. Оно — так я мысленно называю это — будет выглядеть совершенно естественно.
— Какая же в нем будет сверхобычность?
— Для меня никакой, — поправил себя Марчер.
— А для кого?
— Ну, хотя бы для вас. — Тут он наконец улыбнулся.
— Значит, я буду при этом?
— А вы уже при этом — с того дня, как узнали.
— Понимаю. — Она обдумывала его слова. — Я хотела сказать — буду при катастрофе?
На несколько минут их легкий тон уступил место глубокой серьезности. Они обменялись долгим взглядом, который как бы соединил их.
— Это зависит только от вас — захотите ли вы быть вместе со мной на страже.
— Вам страшно? — спросила она.
— Не оставляйте меня одного теперь, — проговорил он.
— Вам страшно? — повторила она.
— Вы считаете, что я просто спятил? — сказал он вместо ответа. — Эдакий безобидный маньяк.
