Марго решила прояснить:
– Что же ты такого наделал?
– Ну... – начал Лемон и запнулся.
Джон напомнил ему:
– Вот именно. Она же незамужняя женщина и твоя гостья.
– Что? И я, по-твоему, не могу вести с ней интимных бесед?
– Нет, – коротко бросил Джон. Он отставил в сторону чашку, а Лемон от волнения заговорил вибрирующим голосом:
– Джон, ты знаешь Марго с прошлого года. Как ты думаешь, может она теперь поближе с нами познакомиться?
– Конечно, хотя на самом деле прошло только два дня. Но она не любит копаться в чужом грязном белье, при этом она не критиканша и не придира...
Марго хмыкнула.
Джон, не спуская с нее глаз, отчетливо произнес:
– Настоящая леди.
Лемон откинулся в кресле и стал почему-то возражать:
– Что ж, например, моя мама тоже леди. Но это не мешает ей быть вспыльчивой, темпераментной и беспричинно вздорной.
– Ты бы вывел из себя и монашку, – возразил Джон.
– Случалось и такое. Мне же пришлось пойти в конце концов в католическую школу, потому что другие не хотели пускать меня в свои разбитые двери, и...
– Может, в «раскрытые двери»? – предположил Джон.
– Нет, именно в разбитые, потому что я сам об этом позаботился. Мне это ничего не стоило. Один раз при помощи самодельной бомбы, другой раз джипом, а еще – папашиным «фордом». Это его доконало.
Марго разобрало любопытство.
– Зачем ты все это делал?
– Я был против формального образования. Правда, потом я изменился, мне стало интересно, и я даже стал... слушать, – объяснил Лемон, но совесть заставила его добавить: – Иногда.
– Редко, – уточнил Джон.
Лемон нахмурился, недовольный.
– Ну зачем ты так! Помнишь, года два назад ты мне советовал взять с собой спальный мешок? Ну, когда река должна была разлиться? Я же взял.
– Да ты просто заранее проверял реку.
Лемон кивнул.
– Твоя правда. Ушастый Мул учил меня таким вещам, когда я был еще совсем ребенком. Его науку я не прочь был подолбить. Не то что слова и знаки... цифры... Гадость всякая...
– У тебя не было способностей к чтению? – спросила Марго.
– Да. Но тогда они не могли помочь мне, как помогают таким детям сейчас. Они считали меня вконец испорченным, трудным ребенком. Так это и было, поэтому я не понимал всего того, что они мне втолковывали. Все остальные дети могли читать и писать, а я даже не мог понять, почему я этого не могу.
– Да, не повезло, – согласилась Марго.
– Тогда-то я понял, что нет людей, которые умеют все, и пришлось признать, что я тоже могу не все.
– Поэтому-то с тобой было так легко ужиться, – сделала вывод Марго, – ты был таким послушным и робким мальчиком.
