Никакой реакции. Лишь усмешка.
– Верно. Я говорил тебе, что копирую его манеру, изучая магнитозаписи. Сейчас никто не играет, как Дункан, а на его бравурный стиль есть спрос у публики. Я хочу сделать на это ставку.
– Но я подразумевала не совсем это.
– А что именно?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Просто я испугалась, решив, что ты стал Дунканом Эли. То есть, что его душа вошла в твое тело. Непонимающий взгляд.
– Что?
Страх уже проходил. Он не понимает, о чем я говорю, думала она. Слава Богу! Если он не притворяется – нет, он не обладает актерским талантом. Он действительно не понимает! Он – Майлз! Майлз – это Майлз. Слава Богу!
– О чем ты говоришь, Поли? Душа Дункана вошла в мое тело!? Разве ты взялась за йогу, Махариши или прочее?
Теперь она смеялась, обнимая его и целуя в уши, щеки и глаза.
– Нет, нет… во всем виноват безумный сон. Не обращай на меня внимания, пожалуйста. Я просто чокнутая.
– Слушай, что с тобой происходит? Ты словно с цепи сорвалась!
– Потому что я безумно люблю тебя, Майлз, ей Богу. И, знаешь что?
– Да?
– Знай, что я – с тобой. Я говорю об этом музыкальном бизнесе. Я полностью с тобой и знаю, что в Карнеги-холле ты будешь великолепен.
Он с улыбкой усадил ее на колени и поцеловал. Боже, думала она. Кошмар окончен, слава Богу.
– Майлз?
– Что еще?
– Между тобой и Роксанной действительно ничего не происходит?
Его губы щекотали ей ухо.
– С какой стати, если я – Дункан Эли? Ведь получается, что Роксанна – моя дочь.
– Я серьезно!
– Ничего не происходит. Серьезно, я уже говорил тебе. Она обняла его и поцеловала.
Теперь она снова была счастлива. Былые фантазии уже казались ей зловещими и глупыми, и она удивилась тому, что поддалась, хотя и не надолго, охватившим ее детским суевериям. Да, Майлз стал другим. Он менял свою жизнь – разве можно при этом не измениться самому? Странно, но она не возражала. Возвращение к музыке походило на азартнейшую игру, и Пола почему-то чувствовала, что здесь он выиграет. Приходя вечером с работы, она слышала его занятия на «Стенвэе». Майлз делал такие успехи, что ему не следовало опасаться критиков. Она все еще не понимала причины этих успехов, но они оставались фактом. В Майлзе бурлили энтузиазм и энергия, никогда еще она не видела его столь счастливым. Если он по-настоящему увлекся роялем, она не возражает, чтобы писательская работа была оставлена. Для нее главное – счастье и любовь.
Быть может, думала она, с Дунканом Эли связаны их наилучшие жизненные события.
