Папа сел на место. Все ошалело молчали.
Наконец, Дуня Дунаевская, первая красавица филиала, явно подражая Шикуну, торжественно попросила слова. В элегантном костюме, с раздвоенным румянцем на щеках — натуральным и наведенным, Дуня была и впрямь хороша.
— Спорим, — азартно сказал Папа Слинько, — встала, чтобы показать костюм!
Получив слово, Дуня, теперь уже подражая Петрину, рассказала, какой хороший коллектив в филиале. Дуня работала у Слинько, и отношения у них были прекрасные. Обнаружив, что Слинько зашатался, она со всей непосредственностью дуры решила продемонстрировать лояльность директору:
— …периодически возникающие с моим научным руководителем сложности…
— Красивая девочка, но дура, — доверительно прошептал Папа Слинько.
— Так, например, в этом году я не ограничивалась, как прежде, простым изучением методов народной медицины по лечению алкоголизма. Но и параллельно проводила большую атеистическую работу среди стоящих у нас на учете народных врачевателей. А товарищ Слинько не хотел понять важности этой работы и все время подтрунивал надо мной. А между тем, не занимаясь этой атеистической пропагандой, можно скатиться… просто, знаете ли, к чему угодно! И вообще, в последнее время я часто не понимаю, что Слинько от меня хочет. Ну просто не понимаю!
— А я знаю! Я знаю! — Папа запрыгал по сцене на одной ножке.
— Что? — растерялась Дуня.
— Сказать?
— Что сказать?
— Ну, что он от вас хочет. А-я-яй, папочка! Так сказать?
Папе пришлось довольно долго повторять «сказать?» на разные лады и прыгать на одной ножке. Наконец, естественный Дунин румянец поглотил искусственный.
— Молчи, сопляк! — крикнула Дуня и беспомощно оглядела окружавших ее мужчин, ища защиты.
— Ну?! — нетерпеливо крикнул Женя. Подобные ситуации всегда просто возрождали его к жизни. — Что он от нее хочет?
Дуня процокала через весь проход и скрылась за дверью.
Папа резко перестал прыгать и, повернув ухо в сторону Жени, сделал вид, что прислушивается.
— Ишь, какой хитренький! — неодобрительно сказал он. — Думаешь: «Пусть шпендрик выдаст намерения этого бабника Слинько, и разговор пойдет не только о его научной деятельности, но и моральном облике. Тогда он уж точно в замы не прорвется, а назначат, скорее всего, Федю. А мы однокашники. А при своем заме уже можно жить». Нет! И не надейся! — Папа нахмурился. — Не буду я в угоду тебе разоблачать своего родного папочку!
— Дайте мне его на пятнадцать минут! — попросил Женя. — И я узнаю, какая сволочь его подучила!
