Позже, оглядываясь на своё детство, Юрий не мог сказать с уверенностью, что любил мать. Пожалуй, не было в нём этого чувства. Но вот желание родства, единства с матерью – это было. Он помнил, что мог всегда прийти к ней и ткнуться лицом в её плечо или грудь, спрятаться в складках её одежды, несмотря на прогремевшую за несколько минут до этого брань. Ему казалось – он найдет у матери убежище от любых бед. Пусть в действительности спасти или оградить от опасностей она и не могла, зато умела пожалеть, и Юра считал, что это и есть настоящая помощь, понимание.
Отец никогда не жалел его, не произносил нежных слов, он требовал от Юрки терпеливости. Отец был скалой, непоколебимой силой. Так представлялось Юре. Он не знал, сколько приходилось терпеть его родителю, сколько приходилось преодолевать всевозможных унижений, чтобы устоять на своём посту. Да он и не мог знать, ведь отец никогда ни о чём не рассказывал. В сущности, Юрий вообще ничего не знал об отце. Николай Петрович всегда выглядел уверенным в себе, спокойным и даже немного равнодушным ко всему происходившему вокруг. Создавалось впечатление, что этому лысоватому человеку среднего роста всё ни по чём, что сам чёрт ему брат и охраняет от невзгод. Но то была лишь видимость.
– Жизнь, Юрка, это такая любопытная штука, что ахнешь. Но важно помнить, что пасть у жизни не чета девичьим губкам. Пасть её подобна разинутому капкану. Если сделаешь неверный шаг, капкан на тебе защёлкнется, – смеялся Николай Петрович, подбадривая сына. – Главное для нас с тобой не раскисать никогда. Ведь мы – мужики, а это ко многому обязывает.
– Не плакать и не раскисать? – уточнил Юра. – Это я понимаю, не маленький уже.
Юрку определили в интернат через год после смерти матери. Николай Петрович улетал в долгосрочную командировку в Перу и не мог взять сына с собой.
– Ты тут держись молодцом, – сказал отец, когда они прощались в шумном зале аэропорта. – Не грусти. Время мчится быстро, иногда даже быстрее, чем это показывают часы. У тебя сейчас самый интересный период наступает. Ты только не спеши, не гони лошадей. Приглядывайся ко всему, не хватайся сразу за всё, что увидишь.
– Ты на что намекаешь, пап? Сигареты имеешь в виду, что ли? – Юра хитро улыбнулся.
– И сигареты тоже. Вся эта глупость только кажется привлекательной, сынок. Но глупость остаётся глупостью. Ни сигареты, ни вино не сделают тебя взрослее. Глупее могут сделать, это запросто… Впрочем, я уверен, что тебе хватит ума вести себя разумно. Ты не должен попасть в капкан. Я тебе доверяю. Будь здоров, – отец не стал целовать Юрку на прощанье, просто пожал ему руку по-мужски и быстро направился к толпившимся возле паспортного контроля людям.
