Сига врачу не поверил, сунул деньги и попросил разрешения задать пару вопросов. Врач не кочевряжился.
В реанимационной палате он спокойно наблюдал, как Сига, склонившись над пациентом, пытался узнать у Гены, кто ж его прирезал.
Гена на вопросы не реагировал. На мониторе медицинских приборов никакого скачка не произошло.
Чертыхнувшись, Сига оставил доктору свою визитку, кивнул мне и вместе с врачом вышел из палаты. Я, воспользовавшись минутой бесконтрольности, сделала шаг к кровати.
– Гена, а за что тебя хотели убить? За деньги, за диск с информацией или еще за что?
Резкий всплеск кривых на мониторе показал, что Гена меня услышал. И все. Больше никакой реакции, только ресницы дрогнули.
Я дотронулась до лба Гены пальцем. Кожа была холодная и липкая. Бр-р.
Из коридора донеслось: «Настя, ты где?!» – и я побежала догонять Сигу.
Никаких особых ощущений в том мире, где оказался Гена, он не испытывал. Нигде не щекотало, не свербело, не болело. Охранник Петечки Борис тоже особого беспокойства не доставлял. Пару раз зашел, постоял у кровати бестелесной тенью, что-то высматривая в лице, но не высмотрел.
Некоторый дискомфорт доставлял вопрос денег, но с каждой минутой увеличивалось равнодушие к земным проблемам.
Раздражающей вспышкой явилась Настя, и в памяти Гены встал злополучный вечер, когда он решил поехать после поминок в цирк, тесно встретиться с Настей и разобраться с мутным парнем, которого он все-таки вспомнил. Это был Сергей, выходивший в день убийства от Петечки.
Только странно – сейчас, на грани между мирами, Гена видел произошедшее не только своими глазами, но и мало ему знакомого Понта, и даже глазами и чувствами медведицы.
Гена вышел из кафе с намерением тут же поймать такси, но из скверика напротив раздались радостные мужские вопли: «Иди к нам, Генка! Давай на халяву тяпнем!»
Гена, разрешавший в своих палатках давать выпивку в долг, до зарплаты, пользовался любовью мощной прослойки выпивающего населения.
В трезвом виде Гене и в голову бы не пришло общаться с активно поминающим рабочим коллективом обувной фабрики, но сейчас он уверенно перешел дорогу и сел на пенек, сбоку от компании, рассевшейся на траве.
За что пили, чем закусывали, о чем, изливая душу, говорили и спорили, мало кто из компании мог бы вспомнить на следующее утро. И уж точно не Гена.
Зато Понту пришлось выслушать весь пьяный базар до конца, до того момента, когда Гена встал, ухватившись за плечо соседа, и пошел напролом к автотрассе, спотыкаясь о пустые бутылки и ноги загулявших гостей. Отступление от маршрута заняло у Гены три часа.
