– А не отравлюсь? – на всякий случай обратился он к молоденькой продавщице.
Та вновь улыбнулась в ответ:
– Наши все за милую душу употребляют, и ничего, живы пока.
– Ну и ладненько… – Панама расплатился и стал укладывать покупки в сумку. И тут на глаза ему снова попался мант, сиротливо лежавший на дне. Несчастный пельмень был облеплен полиэтиленовым пакетиком, сморщенным от недавнего тепла, и вид имел, прямо скажем, непрезентабельный. Однако – Панама-то знал – при всём том мант оставался съедобен и даже вкусен. Настоящий подарок голодному человеку, просящему Христа ради хотя бы на хлеб.
Антон Григорьевич решил провести следственный эксперимент.
Выйдя на улицу, он подошел к просительнице, скорбно склонившей голову при его приближении, и положил мант в полиэтиленовом мешочке ей в мисочку для подаяний.
– Ах ты, твою мать!..
Антон Григорьевич почувствовал себя отомщённым. Реакция нищенки явилась блистательным подтверждением его выкладок, а любого специалиста-филолога услышанное привело бы в сущий восторг. В спину удалявшемуся Панаме прозвучало и пожелание доброго пути (его послали эпически далеко и надолго), и развёрнутая характеристика некоторых его родственников (по женской линии в основном), и рекомендация по наилучшему использованию предложенного продукта (с красочной характеристикой анатомических отверстий, куда мант следовало засунуть), и прочее, прочее, прочее…
Антон Григорьевич удалился по направлению к дому, не оглянувшись и не произнеся ни слова в ответ. Посмотрим, какое красноречие обнаружится у «девушки с высшим образованием» назавтра, когда здесь появится участковый. А потом, даст Бог, сиротинушка казанская очутится прямо у него, Панамы, в кабинете. Тоже, судьбою обиженная…
Через пару кварталов Антон Григорьевич свернул в проход между двумя пятиэтажками к старенькому особнячку, притаившемуся в глубине двора за крохотным сквером. Тут он и обитал – в коммунальной квартире с двумя пожилыми соседками.
Неожиданно сзади мелькнула тень.
Антон Григорьевич уловил её боковым зрением и остановился.
К нему с трех сторон приближались ночные обитатели двора. Да не короткими пугливыми перебежками, а во всю прыть:
– Мя-а-у!
Антон Григорьевич улыбнулся: «По шагам знают, паршивцы!»
Он перекинул сумку подальше за спину, подхватил горстью пакет с хамсой и часть содержимого высыпал вокруг себя веером. Коты с жадностью бросились к угощению. Серый и рыжий устроились рядышком, голова к голове, а чёрный, самый мордастый, с урчанием схватил зубами первую подвернувшуюся рыбёшку, прижал лапой другую и ещё принялся отталкивать серого, покушаясь на его законную пайку.
