Судя по звукам, хозяева голосов думали, что это дворец.
— Эй, эй, эй, мы попаш прям в бледуар. Тут лежанка. Гляшь, подушки!
— Придержишь язык, мы ж не хотим, чтоб они проснулись!
— Кривенс! Да я тих, как мелкий лось! Ааргх! Здесь латники!
— Что значишь латники?
— Там в комнате Красные Рубахи!
Они нашли игрушечных солдатиков, подумала Тиффани, пытаясь не дышать громко.
Честно говоря, солдатикам было не место в кукольном домике, но Вентворт еще недостаточно подрос для них и, по привычке, невольно вспоминая детство, Тиффани устраивала чаепития для своих «кукол». Ну, хорошо, для того, что считалось куклами. Игрушки в доме должны были быть прочными, чтобы выжить без потерь и пройти через поколения, и далеко не всем это удавалось. В последний раз, когда Тиффани попыталась устроить вечеринку, гостями были тряпичная кукла без головы, два деревянных солдатика и три четверти плюшевого мишки.
Из домика донеслись глухие стуки и удары.
— А на-ка получи! Эй, приятель, твоя мамаша шьет? Тебя будет шить!
Ааргх! Твердый, зараза, как деревяшка!
— Кривенс! Здесь вааще трупак без главы.
— А что ты хошь — вон медведь. Чуют мои пятки, надо смывашься!
Тиффани казалось, что, хотя владельцы этих трех голосов и боролись с вещами, которые не могли сопротивляться, включая игрушечного мишку с одной ногой, борьба все еще не завершилась.
— Я его досташь! Я его досташь! Досташь! Геть тя в дышло!
— Кто-то цапнушь меня в ногу! Кто-то цапнушь меня в ногу!
— Давай сюда! Ах, редиска![5] Два глаза — роскошь!
Тиффани почувствовала, что Крысошлеп пошевелился. Он мог быть толстым и ленивым, но мог и превратиться в молнию, когда прыгал на маленьких существ.
Девочка не могла позволить коту напасть на невидимых гостей… независимо от того, как плохо бы они не выражались.
Она громко кашлянула.
— Чо? — сказал голос из кукольного домика. — Разбудишь. Ах, ты, гетьски!
Снова повисло молчание, и Тиффани решила через некоторое время, что это было молчание людей, ставших невероятно тихими. Крысошлеп улегся спать дальше, иногда подергиваясь, потому что он продолжал кого-то потрошить в своих смачных кошачьих снах.
Тиффани подождала некоторое время, а затем встала с кровати и прокралась к двери, избегая двух скрипучих половиц. В темноте она сошла вниз, нашла в лунном свете стул, взяла книгу «Волшебных преданий» с полки Бабули, затем отперла замок на задней двери и вышла в теплую ночь середины лета.[6]
Вокруг стоял густой туман, но на небе было видно несколько звезд и сияла горбатая луна. Тиффани знала, что она горбатая, потому что прочитала в Ещегоднике, что «горб» — это то, на что похожа луна, чуть более полная, чем наполовину. Таким образом, она считала обязательным для себя обратить на это внимание окружающих. Например, она могла сказать: «Ах, я смотрю, луна очень горбатая сегодня…».
