Бабуся надавила кнопку вызова и перед нами распахнулись створки кабины лифта, исписанной матерными лозунгами неопределенного содержания. Через несколько секунд мы были на седьмом этаже.
Дверь квартиры номер девятнадцать была незаперта ― ушедшие «гости» лишь слегка прикрыли ее, оставив только узкую щель.
― Постарайтесь ни к чему не прикасаться, ― попросил я старушку.
Та с готовностью кивнула.
Я легонько подтолкнул дверь ногой и она со скрипом отворилась, словно предлагая нам войти.
Из квартиры девятнадцать доносился только какой-то странный тихий шелест, как будто там рассеянно перебирали бумаги.
Я протиснулся внутрь, на всякий случай держа руки в карманах ― зачем оставлять в обиталище Соломатина свои отпечатки пальцев?
Нашим глазам в квартире частного сыщика предстал полный кавардак.
Все вещи, казалось, взбунтовались и решили вывернуть себя наизнанку.
Шкафы выбросили наружу свое содержимое; немногочисленные книги были сметены с полки и валялись, раскрытые веером; ящики письменного стола оказались поставленными на попа, а то, что хранилось внутри них теперь было рассыпанным по всей квартире.
Посреди этого хаоса я увидел труп мужчины, возлежавший на куче скомканных рубашек.
Человек средних лет, довольно невзрачной наружности лежал на спине, уставя остекленевший взгляд в обшарпанный потолок.
В середине его нахмуренного лба зияло неровное пулевое отверстие.
― Это и есть ваш сосед Соломатин? ― кивнул я на покойника.
― Да-да, ― подтвердила взволнованная старушка. ― Как они его отделали, однако... Бедная Сонечка, то-то она станет убиваться! Хотя траур, наверняка, будет ей очень к лицу. Такая черная вуалька...
― Кто это ― Сонечка?
― Супружница его, ― пояснила бабушка. ― Разведенные они были, а все равно встречались. Наверное, сердечное влечение. Третьего дня вот заходила. Теперь переживать, наверное, будет...
― Третьего дня, говорите? ― заинтересовался я. ― Так-так, очень интересно. А как она выглядит, эта Сонечка, можете описать?
Старушка задумалась.
― Н-ну, она такая... вроде Флорентины будет, ― изрекла она наконец.
Я недовольно поджал губы.
― Какой-такой Флорентины?
На этот вопрос соседка Соломатина окинула меня взглядом, в котором сквозило сочувствие, смешанное с легкой долей презрения.
― Дочери Октавио, жены Мигеля и матери Серафиты и Константэна, само собой.
До меня дошло.
― Сериал, что ли? Как называется? ― нетерпеливо спросил я.
― «Облетевшая роза», ― произнесла старушка, мечтательно вздохнув.
