Сапожниковы цеплялись к тем или иным неосторожным выражениям друг друга, как это бывает в семьях, откуда давно уже ушла любовь, а на смену ей так и не пришло надежной дружеское чувство.
В воздухе комнаты, озонированной апельсиновыми спреями, запахло ссорой.
Хотя супруги Сапожниковы и пытались время от времени апеллировать к моему независимому мнению, я предпочитал не вмешиваться.
Зачем мне это надо?
Милые бранятся ― только тешатся, а разнимщику ― первый кнут, думал я про себя, а вслух отделывался шутками и попивал французскую минералку.
Впрочем, легковесная перебранка подспудно достигала достаточно высокого градуса и уже не походила на обычную супружескую стычку.
Я почуял, что что-то тут не так и между делом принялся наблюдать, как меняется за время спора лицо Елены Сапожниковой.
Она принадлежала к тому типу женщин, которым идет лишь одно выражение лица ― скажем, отрешенной доброжелательности.
Стоило лишь Сапожниковой испытать какое-либо сильное чувство, как непроизвольная мимика меняла ее фэйс до неузнаваемости.
Если это была радость, то рот раскрывался слишком широко и напоминал оскаленную волчью пасть; если она гневалась, то верхняя губа подскакивала вверх и ее личико превращалось в мордочку грызуна.
Наконец, когда оставалась еще секунда до тех слов, после которых обычно приходит время либо «военных действий» (прицельного швыряния друг в друга предметами домашнего обихода), либо разрыва дипломатических отношений («Я с тобой не разговариваю»), Елена резко встала из-за стола и, на ходу поправив идеально лежащую прическу, быстрым шагом вышла из комнаты.
Я услышал, как в глубине дома громко хлопнула дверь ее спальни.
Воцарилось молчание.
Максим сидел красный, как рак, тяжело дыша и уставясь на свои огромные руки.
― И охота тебе... ― пожал я плечами. ― Главное, что повод-то пустяковый.
― Это она начала, ― твердо сказал Сапожников. ― И, потом, дело вовсе не в предмете спора. Раньше такого не было, можешь мне поверить.
О, вот в этом-то я как раз ни секунды не сомневался, Максим мог бы не объяснять.
Раньше Сапожников не посмел бы и слова Елене поперек молвить ― даже мысли такой в голову ему не приходило и придти не могло.
Все дело тут, как мне представляется в одной психологической тонкости.
Максим Сапожников с самого начала покорно принял на себя роль «благодарного зятя» и честно разыгрывал ее на семейной сцене.
Но вот в ответ Максим ― то ли по простоте душевной, то ли по глупости ― всерьез рассчитывал на то, что эта игра будет вестись и с другой стороны.
