Выбираясь с газона на асфальт, я даже забыл про дождь и ветер. А они про меня не забыли! Ждали, пока я расслаблюсь. И когда это случилось, обе стихии дружно подтолкнули меня в спину; я едва не потерял равновесие, ругнулся, схватился за воздух, удержался, но в результате мне пришлось искать полоску асфальта не там, откуда я вышел на газон, а с другого бока. Что за гадство! Вместо того, чтобы возвратиться к дверям, я фактически обхожу особняк с противоположной стороны. Колумбова кругосветка какая-то!
Я сделал еще несколько шагов и внезапно заметил, что на участке Звягинцева особняк – не единственное строение. За двухэтажным домом скрывался еще полутораэтажный каменный флигель, весь обсаженный деревьями. Мне пришла в голову дурная мысль, что, будь я магнатом, я мог бы устроить тут хранилище. Не обязательно для денег… хотя почему, собственно, и не для них? Эту большую металлическую, наверняка бронированную дверь просто так, для защиты садового инвентаря, не вешают. Чушь, конечно, при чем тут деньги? Ты ведь не спятил, Виктор Ноевич Морозов. Ты же не думаешь, что Звягинцев именно здесь держал миллионы на черный день. Ты же понимаешь, что деньги у таких хранятся в швейцарских банках, в особых ячейках отдельных сейфов, на депозитных счетах с номерными кодами. Ты же не поверил дурацкой шоферской байке о продюсере Пеклеванове и деньгах в тумбочке.
Удивительное дело: я совершенно себя уговорил, что мне тут нечего делать и надо вернуться к особняку, однако почему-то все стоял, задрав голову, ловил носом дождевые капли и глазел вверх.
Хотя три окна первого этажа были беспросветно забраны тяжелыми ставнями, одно, чердачное, выглядело ничем не закрытым. В него даже можно заглянуть, если подняться по этой пожарной лестнице, для страховки держась еще за клен; тем более, что в такую погоду никто не увидит… Честное слово старого газетчика: я и не собирался касаться лестницы. И уж тем более по ней взбираться. Ну разве что попробовать из интереса, как в «Форте Байярд»…
Ступеньки наверняка ржавые и меня не выдержат. Нет, как будто ничего, крепкие. И клен прочный. Тогда, пожалуй, я еще на одну поднимусь – и тут же слезаю обратно…
Короче, я долез до самого верха.
И раз уж я имел глупость залезть, то было бы двойной глупостью не заглянуть в окно. Скиентиа эст потентиа. Знание – та же потенция, как говорил Бэкон. Я ведь по специальности кто? Газетчик, между прочим. У меня основной инстинкт – любопытство. Конечно, никакой горы денег я не увижу, но все-таки… Я обозвал себя идиотом и прислонил мокрый лоб к холодному стеклу. За ним обнаружились внутренние жалюзи, однако не сплошные. Полуоткрытые. Обзор есть.
