Я промолчал. Я стерпел. Лишь сильно-сильно скрестил под столом пальцы на двух руках и послал в него самый пронзительный из своих плохих взглядов. Со злости я заклеймил его не простым сглазом, а двойным проклятием.
Так сильно я не метил даже наглеца Каховского, когда полтора года назад он – высокий, красивый, самоуверенный и очень-очень богатый – прошагал мимо меня на приеме в Спаса-Хаузе. Я для него был меньше, чем пустое место… а уже через шесть месяцев от самого Каховского осталась только пустая шкурка. Мой дурной глаз сработал. Где ты теперь, хозяин «Пластикса»? Где ты, миллиардер, меценат, любимец публики? Я сглазил – и нет тебя. И Ларягина, этой скотины, не будет. Причем уже совсем и никак.
Я молчал до тех пор, пока громила не отошел от стола. А затем приказал Моте, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Забудь про то, что видел. Вот тебе червонец, сходи-ка, выбей мне другой кофе. Только хлеба не бери, у меня его и так много.
– По-по-понял… – Апфельгауз вдруг начал заикаться. Наверное, он оказался в зоне интерференции двух ненавистей, ларягинской и моей. – А по-по-почему хлеба у тебя так много?
От чужого страха мне всегда становится легче. И веселей.
– Сухари сушить, – на полном серьезе сказал я. – Такова, Мотя, нынче тенденция. Можешь отметить ее в ближайшем прогнозе.
У нас на телевидении есть выражение, которым обычно сбивают спесь с неофитов, – «Эффект ОZ». Имеется в виду не сказочная Страна Оз, а сокращение от «ослиной задницы». Выражение это запустил в обиход патриарх российского ТВ, телезубр, телеволк, телегуру и живой телеклассик Вадим Вадимыч Позднышев. Однажды в приступе пессимизма, усугубленного жестоким похмельем, он объявил молодым коллегам: «Не обольщайтесь, детки, вся наша популярность – говно. Если месяц подряд показывать на экране ослиную задницу, то она тоже будет популярной и ее точно так же, как и вас, будут узнавать везде».
Полностью согласен. Я, Лев Абрамович Школьник, – лишь задняя часть осла, каковую Его Суетность Царь-Эфир ненароком вывел на свет и в момент задвинет обратно. К счастью или к несчастью, телезвездой я стал поздно. Воображать себя пупом Вселенной хорошо в юности. Ближе к пятидесяти тебя не радуют, а сильно напрягают узнающие взгляды прохожих на улицах и проезжих в метро. Когда незнакомые люди начинают с тобой непринужденно общаться или приглашают немедленно выпить, ты поневоле завидуешь фонарному столбу и парковой скамейке.
