Францишек Дзегарчик, которого все называли просто Франц — не устраивал расправ над узниками, не мордовал, не грабил, как Шрейдер. Заключенными он просто не интересовался. Пригонят, бывало, партию новичков-арестантов. Надо их переписать, — а Франца нет. Ушел, как, дождевой червяк в землю.
— Где Франц? Где он, бес проклятый? Где шелудивая собака? — ревом ревет его начальник, фельдфебель Кениг, рыская по лагерю.
Где его найдешь, проклятого. Кто его знает, в каком бараке, в какой дыре и с кем он самогон хлещет?
Вместо Франца за пишущую машинку садится сам Кениг. Он зол, как волк, оставивший хвост в проруби, рвет и мечет, ругается, на чем свет стоит: он убьет мерзавца Франца, выпотрошит, как свинью, а кишки сумасброда проклятого отдаст собакам.
Кениг орет во всю глотку и неистово стучит на машинке… К шапочному разбору, бывало, появляется и проклятый Франц, пьяный в стельку еле на ногах держится.
— Ты, такой сякой, недоносок чертов подкидыш! — кричит, сжав кулаки фельдфебель Кениг. — Где нализался, боров, а? Садись, пиши, навозный жук!
Франц писать явно не в силах. Он топчется у печки. Франц головешкой зажигает трубку и пытается установить контакт с печными духами: земная жизнь, видите ли, не для него.
На машинке продолжает стучать Кениг. Кениг ругается. Кениг обещает собственноручно вздернуть рехнувшегося выродка Франца.
После работы Франц спешит опохмелиться. Вместе с ним идет и Кениг, он идет выпить.
В сумерках Франц с Кенигом шатаются, бывало, в обнимку под заборами и дружно горланят пьяные песни. Порой их находят в больнице иногда возле бараков заключенных время от времени подле женских бараков. Великолепный был «капо» Франц, с ним можно было жить!
О если бы все «капо» были такими же! Важным сотрудником политического отдела был также Шпейдер, немец из Лодзи, по профессии бухгалтер. В лагерь Шпейдер попал за небесные дела. Был он Bibelforscher — толкователь библии. Гитлеровские власти, не церемонясь, совали таких толкователей в лагеря.
Шпейдер оказался человеком сентиментальным. Во время регистрации Шрейдер, бывало, истязает новичков, а Шпейдер обливается слезами. Дрожащими руками печатал Шпейдер списки, но помочь избиваемым новичкам ничем не мог. Он признавался, что ему стыдно называться немцем.
Время от времени начальник лагеря приглашал Шпейдера «пофилософствовать» и увещевал его отказаться от исследования библии. Отрекись Шпейдер от своего сектантства, и он был бы немедленно отпущен из лагеря. Однако он, как и все последователи его веры, упрямо отстаивал свои религиозные убеждения. Начальник лагеря во время дискуссионной перепалки со Шпейдером выходил из себя. Во двор доносились отголоски их шумного спора. Шпейдер кричал, что есть сил:
